Зажимом Сатинского или иглодержателем»...
К неудовольствию Гарри, доктор Люпин перестал обращать внимание на анестезиолога. Он повернулся к студентам:
— Наши четыре аномалии: стеноз артерии, ДМЖП, декстрапозиция основания аорты и гипертрофия правого желудочка. Мы собираемся ликвидировать ранее наложенный системно-легочный анастомоз, закрыть заплаткой межжелудочковый дефект, расширить выходной отдел правого желудочка и...
— Кстати, чем воспользуетесь? Ксеноперикардиальным лоскутом? — спросил куратор.
— Нет, предпочитаю аутоперикард, — буркнул Люпин.
— Что это, ксено..? — прошептал мистер Лонгботтом на ухо напарнику.
— А хрен его знает, — отозвался тот.
— Искусственный лоскут, — сказал Гарри, рассматривая Лонгботтома: парень ему нравился.
Локхарт явно строил глазки мистеру Финнигану.
— Анестезиолог с гемодезом вернулся,
И взглянув на хирурга, тихо матом ругнулся.
А какой-то студент вокруг все снует
И с наглою рожею жвачку жуе-ет...
— Мы ничего не жуем, сэр, — вежливо сказал Лонгботтом.
— Вообще есть расхотелось, — Финниган отодвинулся от стола, предоставив Гарри возможность разглядывать, как Линду переводят на искусственное кровообращение.
— Студента-беднягу в момент удалили,
И клапан поставив, предсердье зашили,
Но ассистент, видно, ночью не спал,
На пол с табуретки доктор Флитвик упал...
Кто-то хихикнул. Доктор Флитвик, заменяющий доктора Блэка, был очень маленького роста.
— Локхарт! — сердито выкрикнул Люпин.
— Молчу-молчу, — сказал тот.
— Весело у вас, — заметил мистер Финниган.
— Вам весело? — переспросил профессор Люпин.
Он посмотрел поверх очков-биноклей на студента и тут же наклонился над обвешанной зажимами раной.
— Вам весело! Одного не пойму, зачем вы в кардиохирурги рветесь, молодые люди, — заворчал он. — Подвига захотелось? Денег много? Вы ни черта не знаете, элементарной теории! Или вы еще не определились с будущей профессией? От ваших знаний напрямую зависят человеческие жизни, а вы стоите и мычите! Не читали, как выглядит клиническая картина тетрады Фалло! Санитар стоит, подсказывает, вам не стыдно?
Гарри удивился — может, это не было настоящей волчьей яростью, но доктор Люпин определенно делал успехи.
— Профессор Люпин, — начал куратор, видимо, обиженный за своих студентов. — Будьте снисходительны, мальчики впервые присутствуют...
— В нашей работе нельзя быть снисходительным, — сказал тот. — Поблажек тут никому нет и не будет.
Локхарт скорчил очередную противную рожу и подмигнул Финнигану.
— Осторожно, доктор Люпин студентов и интернов катетерами душит. Поймает в темном углу и душит, душит... — страшным голосом сказал он. — Читайте учебники, молодые люди, а то плохи ваши дела.
______________________________________________________________________
* ДМЖП — дефект межжелудочковой перегородки
* * *
Гарри быстро шел по коридору, вглядываясь в бумаги, переданные Локхартом для доктора Люпина, и так засмотрелся на графики ЭКГ, что буквально врезался в грудь профессора Снейпа.
— Сколько экспрессии, мистер Поттер, — с кривой улыбкой сказал мистер Снейп.
— Северус... — слабо улыбнулся Гарри.
— Я вас ждал на обед, а вы...
— Тетраду Фалло до трех часов оперировали, — пожаловался юный санитар.
— Вы на меня сердитесь? — Северус всмотрелся в усталое лицо молодого человека. — Убежали, не попрощались даже.
— Я не сержусь, за что? — пожал плечами Гарри. — Я не имею права, Драко — ваш крестник, и вы его любите, — тихо прибавил он.
«И готовы покрывать его преступления», — подумал он, но промолчал.
— Гарри, мы об этом потом поговорим, — нахмурился мистер Снейп. — Не здесь и не сейчас. Вы уже домой?
— К вам.
— К нам!
— Северус...
— Гарри, что не так? Я чувствую, что-то не так. У вас все эмоции на лице написаны. В том числе — осуждение.
— Вы сами сказали, не здесь и не сейчас, — сурово прервал его Гарри.
Мистер Снейп шевельнул бровью.
— Вы быстро учитесь, — хмуро сказал он, рассматривая серьезное лицо юного санитара. — Надеюсь, когда-нибудь вы научитесь тому, что нельзя ставить диагноз, не видя полной картины, — холодно сказал он, развернулся и быстрыми шагами пошел по коридору.
* * *
32. Визит любящего отца
Дом на Ноттинг Хилл встретил Гарри тишиной, чистотой и одиночеством. Последнее было особенно ощутимо. Гарри вымыл руки, прошел в кухню, задумчиво открыл и закрыл холодильник. Есть не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Он с тоской подумал о счастливчиках, оставшихся в клинике: лучше спать урывками на жесткой кушетке, пусть даже совсем не спать, чем возвращаться домой в обитель одиночества. Странно, думал Гарри, казалось бы, к одиночеству он привык. После приезда в Лондон он совершенно не испытывал беспокойства, когда жил один.