Гарри Поттер и Тайный грех

Из ворот коттеджа госпожи Амбридж неторопливо выехал белый пасторский Роллс-Ройс. Незадачливый христианин нервно оглянулся по сторонам — прятаться было негде. На его счастье, пастор не заметил тщедушную фигурку в тени деревьев, во всяком случае, не подал вида. Похоже, пастор Дамблдор прижился на Ноттинг Хилл так же крепко, как и он, Гарри. Юношу неприятно кольнула мысль, что теперь от Дамблдора его отделяет ярдов двадцать, пусть даже перегороженных стенами. Размышляя о том, как его угораздило оказаться между двумя пасторами сразу, и нет ли в этом какого-то особого божьего промысла, он запрыгнул на заднюю площадку подъехавшего даблдеккера, плюхнулся на сиденье и закрыл глаза: пятнадцать минут можно было спокойно помечтать о губах, глазах и римском носе дорогого друга.

* * *

То ли мечты были слишком хороши, то ли в глубине души Гарри не так рвался на служение домашней группы, но юный мечтатель умудрился проехать свою остановку и вынужден был возвращаться назад пешком, в результате чего вновь опоздал, пропустив существенную часть домашнего служения: раздачу дружеских благословений и самодельное прославление под фонограмму. О последнем он не сожалел: Господь обделил его голосом, но не слухом, и завывания сестер и братьев во Христе иногда доводили его до зубовного скрежета.

К его удивлению, гостиная сестры Минервы была полупуста: прихожан сегодня было на удивление мало. Места сестры Добби, Гермионы, братьев-близнецов Фреда и Джорджа пустовали, но кроме них, Гарри недосчитался еще дюжины знакомых лиц. Сестра Хуч, жертва остеопороза, как ни в чем не бывало, истово молилась, вознося к небу крепкие мускулистые руки. Брат Рон сидел на своем месте рядом с матерью. Вид у него был угрюмый, он косился в окно и, похоже, размышлял о чем-то своем. Миссис Уизли ободряюще улыбнулась Гарри и показала взглядом на стул рядом с собой.

В центре гостиной, как Моисей на горе Синайской, возвышался пастор Дамблдор. Возвышался он по той простой причине, что стоящий рядом с ним прихожанин был такого маленького роста, что вполне мог приходиться родным братом сестре Добби. Видимо, полным ходом шло обращение нового члена церкви евангельской: пастор возложил добрую руку на лысую голову маленького прихожанина и, закрыв глаза, читал над ним молитву.

— Брат Кричер, примите Христа своим Господом и Спасителем, чтобы Он вошел в ваше сердце, взял на Себя ваши немощи, грехи и болезни, — провозгласил пастор.

Гарри присмотрелся к новому члену церкви. В самом деле, кроме немощей, грехов и болезней, с брата Кричера взять было нечего: он был стар, дрябл, лыс и бледен нездоровой бледностью.

«Сердечная декомпенсация», — мелькнуло у Гарри.

— Аминь, — хмуро и серьезно сказал брат Кричер

— Аминь, — нестройно ответил поредевший хор прихожан.

Пастор Дамблдор выдвинул на середину гостиной массивное кресло из гарнитура сестры Минервы, тяжело и медленно сел в него и обвел паству мрачным взглядом из-под кустиков седых бровей. Гарри показалось, что пастор избегает смотреть ему в глаза.

— Господь посылает детям Своим тяжкие испытания, — со вздохом начал Дамблдор. — Как сказано в двадцатой главе Евангелия от Матфея, «Много званых, но мало избранных». Многих Отец призывал воссесть с Ним одесную, многих возлюбил, многим дал надежду войти в Царствие Небесное, в Иерусалим вечный и нетленный. Но не все войдут, и не все воссядут, ибо соблазнятся мирским, сатанинским, уступят искушениям, пойдут широкой дорогой. А куда пойдут, кто мне скажет? — спросил он и вдруг пронзил Гарри холодным и острым взглядом прокурора.

Юный христианин обмер. На его висках проступил холодный пот, но он продолжал смотреть прямо в голубые глаза обвинителя.

— В ад, ясное дело, что тут спрашивать, — разрушила зловещее молчание будничная реплика сестры Роланды.

Внезапно послышался вкрадчивый голос миссис Макгонагалл, сидящей по правую руку пастора.

— Дорогой Альбус, прошу прощения, если возможно, будьте так любезны, сократите немного вашу сегодняшнюю проповедь, поскольку есть нечто важное, что я хотела бы добавить от себя.

Гарри с удивлением бросил взгляд на сестру Минерву, но та сидела как ни в чем не бывало, словно проглотив палку, — ни дать ни взять особа королевской крови, дворянка династии Тюдоров. Сходство с королевой подчеркивало элегантное платье глубокого темно-зеленого цвета с высоким воротом и крупный изумруд, сверкающий на царственной руке.

В глазах пастора Дамблдора мелькнула тень беспокойства.

— Хорошо, — буркнул он. — Хотя что тут хорошего, когда дети божьи лишены всего: увы, нет у нас больше зала, в котором мы три года проводили служения. «Упивающиеся Духом» узурпировали наше помещение. Но есть и свет надежды, братья и сестры мои. Господь не оставил нас на погибель, благословил новым залом в Хакни-Уик. В понедельник с божьей помощью подпишу арендный договор и...

— Хакни-Уик? — подскочила на месте мадам Хуч. — Да это же у черта на рогах... Господи, прости, это ж край света! Восточная окраина Лондона!

— Промзона, грязь, пыль, стройка, восьмиполосная эстакада рядом, — проскрипел брат Кричер.