Внезапная трель телефона вынудила ее встать и пройти в дом.
— Что? Гарри? Одноклассник? Один из этих?
— Говорит, что должен? Тест на наркотики? Понятно.
— Прыгнул до потолка, говорят? И волосы дыбом? Тогда это «оно», точно придут. Жду с нетерпением. И, пожалуй, внесу пару дополнений в план беседы.
Снова положив трубку, она подошла к книжным полкам, достала томик Карнеги (Гарри прочитал его еще осенью и не очень впечатлился) и открыла его. Вынула из вырезанного в страницах углубления «Вальтер», вставила магазин. Дослав патрон в ствол, положила пистолет в карман кардигана, а книгу поставила обратно на полку. Вернулась и села в удобное плетеное кресло: теперь она была готова. Почти.
Шарлин налила себе чаю — сегодня она не экономила. Чай она купила в китайском магазинчике, стоил он, наверное, как золотая стружка по весу. Но он того стоил. Первая чашка теплом легла на душу, и Шарлин поняла: пора. Она ушла в себя, и там, внутри сознания, подошла к заваленной всяким хламом и забитой досками двери. И хлам, и доски отвалились от легкого прикосновения, но из-за двери потянуло таким ужасом, что женщина (здесь, внутри, она была молодой, всего двадцать пять лет с учетом последнего года) замерла.
Откуда-то снаружи, из большого мира донесся приятный баритон:
— Разрешите войти, мадам?
И она рванула дверь.
В память ворвался запах больницы. Мертвой больницы.
Жуткая боль — в пальцах, под ногтями, в сломанной ноге.
Снова вонь — гниющего тела, паленого мяса
Лающие звуки немецкой речи
И снова боль — во всем теле, на иссеченной спине, и там — и уже, казалось бы, давно позабытый стыд и ощущение чего-то грязного.
Вонь, боль, стыд, грязь.
Потом стыд стал неважен, пришло отчаяние.
Потому что вместо говорящих на немецком голосов в память взорвался еще один, ее собственный — еще молодой, но хриплый из-за сорванных связок.
И этот голос говорил, говорил, говорил…
Говорил о том, о чем говорить было нельзя ни в коем случае.
Говорил о том, кого она любила, и кого она теперь увидит только таким же, как она — куском окровавленного мяса.
Ее спрашивали.
Она отвечала. Она пыталась молчать, но снова приходила боль, и она снова начинала говорить.
Она говорила обо всем, что знала и обо всем, чего не знала, но догадывалась.
Потом боль притупилась, в память вернулся больничный запах по-немецки аккуратно наложенной мази.
И ее голос. Снова и снова.
— Вам нехорошо, миссис Кейн?
Она открыла глаза. Действительно, он был красавчиком. В светло-лиловом плаще, с золотой шевелюрой, белозубая улыбка вполне была достойна миллионного, если не больше, контракта с «Блендамед». Он смотрел ей в глаза — но он не видел того-что-она-наконец-вспомнила. Все было зря. Хотя… Может, и не все.
— Простите, мистер… — она, разумеется, сразу опознала его, но не подала вида.
— Локхарт. Гилдерой Локхарт. Вряд ли Вы помните меня, мадам, хоть мы и встречались.
— Оооо! В самом деле? Сам мистер Локхарт? Вы знаете — я как раз читала… Могу я попросить Ваш автограф? — она взяла мундштук левой рукой, а правой потянулась к этажерке за отложенной туда книжкой. На этот раз и имя, и фамилия были правильные, а на обложке красовался закутанный в плащ мужчина, сфотографированный со спины, но голова была немного повернута так, чтобы любой самовлюбленный идиот с достаточно развитым воображением мог опознать в нем себя. Книга называлась «Великолепный я».
Локхарт самодовольно улыбнулся, полез во внутренний карман, достав оттуда перо и чернильницу совершенно средневекового вида. Перо было под стать самому идиоту — изящное и ухоженное.
«Он оставил свою палку на столе. Боже, какой павлин. Боже, молю тебя, чтобы все они…»
— Хм. Странно. — Локхарт уже расписался и внимательно разглядывал обложку. — Я не помню, чтобы… — он перелистнул несколько страниц. — Написано неплохо, и слог явно мой, но…
— Что Вас удивило, мистер Локхарт? Может быть, я смогу Вам помочь? — «Вальтер» в ее правой руке смотрел прямо в прикрытый камзолом? колетом? дублетом-или-как-его-там? живот, но павлин не обращал на него внимания, как и на все, что происходило в предыдущие пятнадцать секунд. — Надеюсь, Вы не торопитесь? — она вынула догоревшую сигарету из мундштука и положила его на стол.
— А, я хотел бы… Но извините, я, увы, тороплюсь. Увы, в вашем городке просто чудовищный переполох. Представляете? Оказывается, здесь, у вас в городке, живет сам Мальчик-Который-Выжил и его только что пытались убить! — О, да. Они предполагали что-то подобное и теперь придется… Если бы она знала, если бы она поверила майору, она бы не выпустила то-что было-выпускать-нельзя, эту проблему она решила бы позже, когда… Но это шанс. Такие шансы бывают раз в сто лет. Павлин разливался соловьем:
— Директор срочно созвал всех, кто был в доступности и снова нанял меня за двойную плату, тем более, что я уже встречался с Вами! Ой. Это же… Это же ПИСТОЛЬ?!