Гаршин

«Встреча» была для «Отечественных записок». Только для них. Для журнала, где печатались некрасовские «Современники», «Подросток» Достоевского, «Дневник провинциала» Салтыкова-Щедрина, «Внутренние обозрения» Елисеева. И все же Гаршин волновался: отдавать ли? Новая тема. Не похожие на прежних герои. И только глубоко, на самом дне, все тот же острый, словно боль, вопрос: как жить?..

…Вспыхнули яркие электрические фонари, ослепительный свет пронзил массу голубоватой воды. Все копошилось, металось в гигантском аквариуме. Стерляди извивались, прильнув мордой к стеклу; черный гладкий угорь зарывался в песок; плыла задом наперед кургузая каракатица. Все жило своей жизнью в этом осколке большого моря.

Два человека стояли у аквариума. И один, инженер Кудряшов, говорил воодушевленно:

— …Я люблю всю эту тварь за то, что она откровенна, не так, как наш брат — человек. Жрет друг друга и не конфузится.

Маленькая рыбка металась вверх и вниз, спасаясь от какого-то длинного хищника. Хищная рыба уже была готова схватить ее, как вдруг другая, подскочив сбоку, перехватила добычу: рыбка исчезла в ее пасти.

— Перехватили! — сказал Кудряшов. — Стоило гоняться для того, чтобы из-под носа выхватили кусок!.. Сколько, если бы ты знал, они пожирают этой мелкой рыбицы… Съедят — и не помышляют о безнравственности, — а мы? Я только недавно отвык от этой ерунды. Василий Петрович! Неужели ты, наконец, не согласишься, что это ерунда?

— Что такое?

— Да вот эти угрызения. На что они? Угрызайся не угрызайся, а если попадется кусок…

Отточенной, как клинок, сценой у аквариума заканчивалась «Встреча».

…Гаршин писал матери: «Теперь грозное время. Наступают такие минуты, что только сильные духом перенесут их». Сильные духом!

Все переворотилось в России, и все укладывалось по-новому. Шла «быстрая, тяжелая, острая ломка всех старых «устоев» старой России»[4]. Потянулись вверх, обволакивая черной гарью небо, трубы заводов и фабрик, накрепко стянула землю стальная сеть железных дорог. Изменился темп жизни. Его определяли теперь метким словцом «горячка» — «железнодорожная горячка», «биржевая горячка». Вспыхивали в речах, мелькали на газетных полосах и другие новые слова: «акция», «облигация», «спекуляция», «концессия». За ними слышался звон золота и шуршанье ассигнаций. От них пахло кровью и потом разоренных, бежавших в города крестьян. Деньги сыпались миллиардами. Покупалось и подкупалось все и вся. Концессионеры и биржевики с разбухшими карманами решительно отворяли тяжелые двери сановных особняков, не робея, поднимались по широким ступеням Зимнего дворца — тащили взятки. На домах Невского проспекта подле старинных родовых гербов появились во множестве вывески банкирских контор и акционерных обществ. «Плутократия» шла в наступление.

Не брезговали ничем. Братья Мясниковы подделали завещание купца Беляева. Один из братьев был адъютантом начальника Третьего отделения. В семьдесят пятом году богатейший хлеботорговец Овсянников поджег огромную паровую мельницу в Петербурге, которую по решению суда должен был передать другому владельцу. Овсянников не робел: на его содержании находились и генерал-адъютант Мордвинов и генерал-майор Аничков. Миллионщик имел подряды по военному ведомству. Годом раньше в Петербурге слушался громкий процесс о подделке акций Тамбово-Козловской железной дороги. На построенных кое-как железных дорогах, ставших лишь предметом обогащения для концессионеров, то и дело случались крушения, трещали и рушились мосты, переворачивались и горели вагоны. Гибли люди. Коррупция, обман, спекуляции, подлоги, фальшивые сделки. Лишь бы разбогатеть, нажиться. Лишь бы текли в банковские подземелья железные звонкие ручьи и реки. Цель оправдывает средства. «Плутократия» шла в наступление.

Капиталист-хищник рвался к власти, славе, роскоши. «Хищник проникает всюду, захватывает все места, захватывает все куски, интригует, сгорает завистью, подставляет ногу, стремится, спотыкается, встает и опять стремится…» Так писал Салтыков-Щедрин. Хищник давил слабых, клал в карман тех, кто был ему нужен, — ученых, инженеров, адвокатов, журналистов. И те не за совесть, а за деньги помогали обогащаться своим хозяевам и обогащались сами. Швыряли десятки тысяч на особняки с зимними садами и бассейнами, на обстановку, на рысаков, содержанок, кутежи — и составляли фиктивные проекты, оправдывали в судах преступников, защищали в статьях грабежи и убийства. Биржа хозяйничала в присутствиях, кабинетах проектировщиков, судебных палатах и газетных редакциях.