Гарвардский баг (СИ)

Славка только кивнула. Я поцеловал ее коротко и ушел к Борисычу разговаривать и вместе думать. Вообще, Воронова права, нам для полного счастья только наркоты не хватало.

Это пиздец.

Разговор с Борисычем и Келером вышел коротким. Борисыч слушал, Келер матерился и постоянно то ослаблял, то вновь затягивал узел галстука. Ситуация с учетом всего, что сейчас происходило в Иннотек, казалась раздражающе дерьмовой. Орали друг на друга мы с Виктором примерно минут сорок: я предлагал все-таки отправить Фирсова на принудительные анализы, а после, если диагноз подтвердится, и на лечение, юрист всея Иннотек топил за немедленное увольнение из-за несоответствия занимаемой должности. Хрен знает до чего бы мы в итоге доорались, но в какой-то момент Борисычу это надоело. Он поправил очки, поднялся из кресла, замер возле окна, повернувшись к нам спиной, заставляя нас обоих пристыжено приткнуться, и заговорил. С решением Борисыча согласись и я, и Келер.

Фирсов должен был сегодня же отправиться в отпуск, и биг босс объявить ему об этом собирался сам, заодно подключить к разговору штатного психолога. Разговор со штатным же психологом ждал на этой неделе всех, кто близко общался с Егором, впрочем, как и более пристальное внимание со стороны Тарасова и его миньонов. Хотелось надеяться, что урод в семье один, но… не получалось как-то. Келер и генеральный верой в лучшее тоже особенно не светились. Все все понимали. Все осознавали масштаб последствий, если инфа просочится в сми.

Шайка торчков в Иннотек… блеск, мать его. Охренительный пиар перед запуском Энджи на массовый рынок. Перед стартом Ириты…

Мы выходили из кабинета гендира, когда ИИ сообщила, что на линии терпеливо ждет, пока я освобожусь, Черт. Ждет уже минут двадцать и сдаваться, судя по всему, не собирается.

Пришлось сбавлять шаг и искать свободную переговорку.

— Давай, Лысый, сделай мой день еще замечательнее, — процедил я, когда за спиной закрылась дверь «Планет», и я привалился к косяку.

— Я не волшебник, Ястреб, — прогудел в ответ старый друг.

— У тебя пятнадцать минут, — стащил я с переносицы очки, садясь за стол.

— Я проверил всех, кого ты мне скинул, результаты у тебя в ящике. Личном. Но там тупик, Ястреб. Ты можешь их пролистать, конечно, но ничего не найдешь. Сухорукова реально не любили в тюрьме. После отсидки, впрочем, тоже. Он жил в какой-то заднице глобуса, в брошенной деревне под Тюкалинском, перебивался случайными подработками, потом сдох.

— Его чипировали? — спросил, заранее зная, что услышу в ответ.

— Да, — подтвердил Лысый. — Не сразу, но чип был. Там все чисто. Никаких сомнительных передвижений или контактов. Доступ к сетке и банкам ограниченный, причем жестко.

— Ясно. Окружение? Психолог? Тюремщики?

— Глухо. Психолог через два года после освобождения Сухорукова уехал в Омск, работает теперь там, о Светозаре, когда говорит, как об исключительно любопытном случае. Там нет личной заинтересованности, исключительно наука. Славку он никогда не видел, с ней не работал и даже не разговаривал.

— Уверен?

— Полностью, — хмуро ответил Черт, а я скрипнул зубами. — Я проверил всех, кто мог так или иначе пересекаться с Сухоруковым. Половина уже мертва, другая половина из Тюкалинска никогда и никуда не выезжала и не планирует. Нет ничего, ни одной ниточки, которая тянулась бы в Москву.

— Нестерова? Мать Дмитрия?

— Вот тут не совсем ясно, — как-то уклончиво и задумчиво раздалось в ответ.

— Распространи, пожалуйста, — бросил я короткий взгляд на терекер. М-м-м, с учетом свалившихся неожиданно жедешников, ждала меня сегодня ночь, полная эротических приключений. Жаль, что не со Славкой, а с кривым проектом, который срочно нужно было заточить под другое железо.

— Она немного… двинулась после всего.

— Это не то чтобы новость, Лысый, — прорычал я. — Ты тратишь мое…

— Не перебивай, Ястреб, — отбрил Серый примерно в том же тоне. Я понимал, чего он психует. Больше двух недель занимается Славкой и все еще топчется на месте. Удар по самолюбию, как серпом по яйцам. Гордыня когда-нибудь подведет его под монастырь.

— Не тяни кота за яйца, и я не буду перебивать, — проговорил уже спокойнее. — Слушаю.

— Нестерова продержалась только до суда, — тоже тише начал Черт. — Из суда, после объявления приговора, ее забрали в областную больничку. Покололи, подержали на сильных успокоительных около полугода и отпустили с миром. Нестерова в зале кричала, что доберется до Сухорукова и выпотрошит его, заставит его испытать все то, что испытал ее сын.

И, знаешь… Мне кажется, что она добралась.

— В смысле?

— Прямых доказательств у меня нет, но… Екатерина искала его, начала искать сразу, как только он вышел. У меня есть записи и движения Нестеровой по счетам. Она почти четыре года искала, нашла, перевелась в районную больницу, переехала. По документам Светозар скончался дома от сердечного приступа. Возраст, все дела. В анатомичке констатировали инфаркт и закопали его чуть ли не на следующий день.

— Но…