Гарвардский баг (СИ)

— С каких пор общепринятые нормы языка стали неудобными? — вскинул он насмешливо бровь. И мне захотелось застонать, а еще побиться головой о стену, ну или побить его. Рикошетило и корежило между нами. Еще немного и рванет к херам. Ток на кончиках пальцев и в воздухе.

— Люди так не говорят в обычной жизни, Игорь. Ты так не говоришь, я так не говорю. Необходимость менять формулировки каждый раз раздражает! Отнимает время. А если экстренная ситуация, паника у пользователя, если…

— Закрыли тему, Воронова, — еще ближе наклонился он, понижая голос. — В экстренной ситуации Энджи сработает сама.

— О, да! Она уже сработала. Охрененно просто сработала, — дернула я плечом. — Теперь меня по ментовкам таскают, ты подозреваешь в шпионаже, а Келер и Андрей… — и рот тут же захлопнула, не договорив. Потому что увидела, как Игорь сжал челюсти почти до желваков, потому что заметила, как потемнел его взгляд, как руки стиснул в кулаки, услышала шумный выдох. Ощутила его на собственных губах. Обжигающий, хлесткий. И осознала, что только что сказала.

Факап…

Удар ниже пояса, Воронова. Ты только что воткнула ему спицу в позвоночник. Гордись собой…

Ты точно так же отвечаешь за косяки в Энджи, как и Игорь. Если она не сработала, как надо, если лагает — это такая же твоя головная боль, как и его. И ты топчешься на его самолюбии, чувстве ответственности и вины.

Нечестно. Не-чест-но, Воронова.

Я уже открыла было рот, чтобы извиниться, но не успела даже звука издать.

— Я нашел ошибку. Больше этого не повторится, — отрезал Игорь. Тихо. Почти по слогам. Твердо.

И выпрямился. В руки взял себя мгновенно.

— Прости, — тоже выдохнула я, тоже злость сбросила. — Я не хотела. Не это имела…

Ястреб отвернулся. Провел рукой по волосам, хрустнул шеей. Плечи широкие, напряженные, дыхание едва слышное.

Злится. Раздражен.

— Запрос подтверждения к словарям не имеет никакого отношения, — снова попробовала, огибая стол, подошла к нему, осторожно коснулась окаменевшей спины. — Прости, я…

— Два раза, — развернулся он. Развернулся, перехватил руку, улыбнулся коротко.

— Что? — тряхнула головой, почему-то опасаясь смотреть в стальные глаза. Только чувствовала, как сильные пальцы мои сжимают.

— Сегодня мой счастливый день. Ты целых два раза извинилась, — и снова сухая, непонятная улыбка на губах. Такая… такая, что под ложечкой засосало.

— Ты…

— Я, — кивнул он, отпуская мою руку. — Предлагаю компромисс: Жарова бросим на интеграцию с другими продуктами и компонентами. Овсянникову твою ему в помощь. А Абрамова на безопасность, как ты и хотела. Кто, кроме Лены, его тараканов отловит?

— Оля справится. Она с мозгами, — пробормотала, все еще остывая и приходя в себя. Подмывало извиниться в третий раз. Прям зудело под кожей.

— Вот и хорошо. Что там дальше? — перевел Игорь взгляд на таблицу. И я с трудом заставила себя сосредоточиться на ней, все еще ощущая жар от его пальцев на коже.

В общем, на внеплановый митинг с биг боссом мы опоздали даже несмотря на то, что дальше дело пошло быстрее.

В переговорку ввалились вместе, когда там уже сидели Знаменский и Борисыч. Последний при этом наградил меня каким-то совершенно нечитаемым взглядом и молча кивнул.

Митинг оказался обычной планеркой в итоге. Начальство хотело знать, когда мы закончим, и как собрались интегрировать к нам ту туеву тучу молодой крови, которая должна была появиться в офисе уже сегодня после трех. Видимо, на него надавили госы. Точнее, на нас.

Борисыч, само собой, особого удовольствия от этого не испытывал. Был хмурым и непривычно строгим. Широкие брови цвета перца и соли сошлись на переносице, не проглядывала сквозь аккуратную бороду обычная немного ироничная улыбка, не было привычных морщин у глаз.

Под конец настроение начальства передалось и нам. Даже раздолбай Знаменский обошелся без своих обычных шуток-самосмеек. Кивал молча, мотал на ус.

Из переговорки мы выползли где-то через час и отправились по кабинетам, до двенадцати надо было еще просмотреть все-таки почту, определиться с местами для новеньких и обговорить ситуацию с Сашкой.

Вот только до кабинета дойти я не успела. Вообще никто не успел: ни Знаменский, увязавшийся за нами с Игорем с какого-то непонятного хрена, ни сам Ястребов. В коридоре меня перехватил взбешенный Сашка. Встрепанный, всклоченный, с особым чувством любви к окружающим во взгляде.

— Скажи мне, пожалуйста, что я могу накатать служебку на Дюжеву. Можно, Слав? — выпалил он, скрещивая руки на груди, на широких скулах играли желваки.

Я выдохнула, вдохнула, сняла очки.

— Что опять? — спросила, готовясь к очередному геморрою. Наталья Дюжева — бухгалтер, ведает внутренними расходами, командировочными, снабжением и так далее и тому подобное.

Ладно, пробует ведать, на самом деле. Потому что… Ну, потому что у Наташи есть губы и голые ноги, а больше, к сожалению, нет почти ничего.

А, да, Знаменский — какой-то ее родственник. Но на наличие мозга этот факт, к сожалению, никак не влияет, только на наглость.