Гарвардский баг

— Чай будете? Ужинать? — спросила, и не дожидаясь ответа попрыгала на кухню. За спиной раздался шорох одежды. Видимо, суровые-грозные-дядьки все-таки решили не топтаться в коридоре, а последовать за мной.

Правда на кухне суетился Боря и, судя по всему, о том, что у нас будут гости, не знала тут только я: ужин уже дымился в тарелках, плевался паром чайник.

Ну ясно-понятно. Я даже особенно не возражала против такого расклада, только бросила короткий взгляд в окно. За эти почти три недели постоянного сидения дома я успела соскучиться по шумной Москве, ее пробкам, даже по поездкам в лифте. Чего уж говорить о том, как мне не хватало вечерних пробежек и своих воронят. Даже дождь уже не казался чем-то мерзким.

Я настолько погрузилась в себя, что пропустила момент, когда перед моим лицом на стол опустился планшет с фотографией.

Рожа казалась знакомой. Я где-то видела этого парня, причем относительно недавно. Но, где не могла вспомнить. Пухлые губы, наглый взгляд. Он очень самоуверенно смотрел на мир с фотографии, с высока. Наглый, и глаза слишком глубоко посажены. Человек на фото отталкивал, совершенно не вызывал доверия.

Я недоуменно повернулась к Гору.

— Откуда я его знаю? — нахмурилась, перехватывая взгляд Ястреба. Стоит, молчит, смотрит на меня, как будто божественного откровения ждет.

— Мы его собеседовали, — не разочаровал Игорь. — Это Дмитрий…

— …Самойленко, — осенило меня. — Придурок, тест за которого делала Алиса и которого мы забанили навсегда.

— В точку, — из коридора появился Черт. Я нахмурилась, огляделась осознанно и поняла, что Бори на кухне уже нет, а Сергей, скорее всего, ходил его провожать. Мужчина улыбался, широко, хищно, глаза блестели предвкушением.

— Какая связь… — я перевела взгляд снова на Игоря, мысленно поежилась, потому что улыбка, играющая на его губах, была ничуть не лучше, чем у Черта. Они оба сейчас напоминали зверей, почуявших в воздухе кровь.

— Ты смотришь на Валентина Красногорского, Слава. Дмитрием Самойленко он стал примерно полгода назад, когда приехал в Москву.

— Класс, — вздохнула я, уперлась затылком стоящему позади Гору в живот, снова бросила короткий взгляд на фото. — Он совершенно не похож на мальчишку со школьной фотографии.

У Дмитрия Самойленко, в отличие от Велика, пару раз был сломан нос, волосы отливали золотом, а глаза напоминали виски. От прежнего Валентина остался только овал лица и, возможно, разлет бровей. Неудивительно, что не узнала его, не вспомнила.

— Нос ему сломали в первый раз на втором курсе института, второй — когда он выпустился. Остальное, — хмыкнул недобро Игорь, — ботекс, линзы и дешевая краска для волос. Полагаю, его родная мать тоже бы вряд ли узнала.

— Света тоже в Москве? — спросила и тут же покачала головой, меняя формулировку, — я имею ввиду, Велик — это анон? Он один?

— Вряд ли, — заговорил Сергей, — у него точно где-то сидит кодер, которому он платит. Но Светлана, скорее всего, к делам брата не имеет никакого отношения.

— Почему?

— Мы полагаем, что Валентин что-то с ней сделал, — неохотно ответил Гор, и видя, что я готова задать очередной вопрос, поспешил меня опередить, обращаясь к Черту. — Расскажешь?

Сергей плавно опустился на стул напротив, а Гор положил горячие ладони мне на плечи, оставаясь стоять за спиной. Видимо, считал, что поддержка мне понадобится.

— Нам все-таки удалось поговорить с матерью Красногорских, — начал мужчина. — Диабет довольно сильно повлиял на ее когнитивные способности, и разговор получился… странным. Нам очень долго пришлось проверять информацию, поэтому я ничего и не говорил. Вернулся только сегодня.

Я внимательнее окинула взглядом широкоплечего Черта и кивнула. Он выглядел совершенно не так, как в первую нашу встречу, не так, как когда мы общались с ним по видео. Джинсы и кроссовки, тонкий свитер. Все удобно, практично и совершенно непримечательно.

— Что она рассказала? — спросила, понимая, что Черт здесь непросто так, непросто за тем, чтобы рассказать мне очередную мерзкую сказку. У него, скорее всего, есть ко мне какие-то вопросы, что-то не сходится.

— Дима был у Красногорских, на самом деле, всего несколько раз, — поморщился Черт. — Как ты и говорила. И брала его с собой Екатерина Николаевна только потому, что об этом просила мать Красногорских. Догадываешься, почему?

— Нет, — удивленно покачала головой. Ни одной идеи, даже намека на идею.

— Потому что Валентин почти ни с кем не общался, и мать серьезно волновалась из-за этого. Он все время проводил дома, не любил футбол, редко задерживался после уроков. Был закрытым, замкнутым, погруженным в себя, даже с матерью и с сестрой ничем никогда не делился. А после того, как Дима вступился за него в тот раз, начал вдруг говорить о Нестерове, — я еще раз посмотрела на открытую фотографию на планшете. Никак не могла сопоставить в собственной голове то, что сейчас рассказывал Черт, Валентина, каким я его помнила, и парня, смотревшего на меня с фото. Как будто три совершенно разных человека, как будто, три совершенно никак не связанные между собой истории, по крайне мере, пока.