Хорошо, что Быстрицкая сообразила раньше тугодума-меня и сделала единственное возможное.
Истерика Вороновой закончилась с приходом мужика с волшебным чемоданчиком. Он спокойно достал шприц, легко и быстро сделал Славке укол. И через несколько минут она перестала всхлипывать, а еще через пару полностью обмякла в моих руках.
— Вам может тоже надо? — вполне искренне поинтересовался врач, рассматривая меня и не торопясь закрывать свой саквояж.
— Нет, — мотнул я головой. — Все в порядке.
Мужик перевел взгляд на следователя, дождался ее кивка и только после этого щелкнул замками и вышел из комнаты. Быстрицкая спокойно вернулась в кресло, а я с удивлением обнаружил Лысого, стоящего рядом с диваном. Черт протягивал мне мой смарт.
— Рассказывайте, — вздохнула Лиза-мент. Ей явно не нравилось все происходящее, потому что оно обещало кучу геморроя, но держалась девушка хорошо.
— Вам не хватило занимательных картинок? — скривился я.
— С некоторых пор все занимательные картинки, фото и ссылки блокируются, — нехотя пояснила Лиза. — Мы тут из-за вызова вашей ИИ.
— Тогда смотрите, — дернул я уголком губ, забирая у Лысого телефон и реанимируя Энджи.
— Я позвонил адвокату, — счел нужным во всеуслышание объявить Лысый, а я сдержал смешок. Что-то подсказывало, что Бельской после этого станет совсем уж тоскливо.
Так и вышло.
Елизавета поскучнела и уставилась в экран моего смарта на занимательное видео.
Смотрела она в полной тишине, почти ни о чем не спрашивала, только хмурилась с каждой секундой все больше и больше. Вопросами начала сыпать, только когда вернула мне мобильник, но как-то без огонька: кто, что, где, как… Совсем замолчала, когда в комнату вошли Келер и мой адвокат.
В общем, со всей этой возней дома мы со Славой оказались в четвертом часу утра. Славка так и не проснулась ни разу, что, если отбросить частности, меня только устраивало. Ей надо отдохнуть, последние недели и без того были адом на земле, а тут еще и Красногорский, как последний гвоздь в крышку гроба.
Я кое-как раздел Славку, умыл и уложил в постель и еще минут двадцать стоял над ней, уговаривая себя, что здесь с Вороновой ничего не случится, что мне самому очень надо в душ, что за следующие двадцать минут, которые меня не будет, она не исчезнет, не испарится, что никто ее не достанет. Отдирать пришлось с мясом, а на душ ушли рекордные десять минут. Можно было бы быстрее, но засохшая кровь смывается просто отвратительно.
А после я снова смотрел на Славку, слушал ее дыхание, вглядывался в лицо и никак не мог перестать. Отключился только к рассвету, когда организм заявил: «reset, придурок».
Проснулся в первом часу с таким ощущением, как будто пил трое суток и спать завалился в ванной на коврике, не снимая ботинок и шапки. Помят, раздражен без причины на весь белый свет, дико хочу жрать и кому-нибудь втащить.
Проснулся, оценил состояние и потянулся рукой к Лаве. Но вместо Вороновой под боком наткнулся на пустоту, соседняя половина кровати кроме холода больше ничем не порадовала.
Пришлось открывать глаза и просыпаться окончательно. Прислушиваться, приходить в себя.
С кухни тянуло чем-то… чем-то явно вкусным и аппетитным, что-то тихо звенело и булькало.
Я улыбнулся, перекатился и решил, что пора все-таки вставать, вылавливать Славку и приводить мозги в порядок.
Зеркало в ванной отразило хмурую, заросшую рожу и ненависть ко всему сущему во взгляде. Плохо, с такой рожей к Лаве однозначно нельзя. Ей и без меня наверняка хреново непередаваемо. Интересно, когда она встала? Удалось ли ей поспать хотя бы пару часов?
Я еще раз умылся, встряхнулся и отправился на кухню.
Славка носилась возле плиты. Причем именно носилась, волосы скручены на макушке, в моей футболке и моих же шерстяных носках. На ее крохотной ножке они смотрелись как валенки. Забавная, юркая, офигенная Славка.
Она что-то жарила на плите, в кофемашине булькал кофе, а на столе, мордами вниз, лежали наши смарты. Мой и ее… Неужели отключила? Не поверю.
Я подкрался сзади и схватил Лаву за талию, притягивая к себе. Визг, пинки и брыкания, удар лопаткой по пустой башке. А у нее лицо раскраснелось, и глаза шальные совершенно, и грудь вздымается часто.
— Ястреб, придурок, — стараясь отдышаться, возмутилась Воронова, — ты чего подкрадываешься? Я же на тебя сковородку опрокинуть могла. Хочешь без потомства остаться? Ты…
— Хотел сказать тебе доброе утро, — улыбнулся по дебильному, крепче стискивая руки. Вытащил из пальцев дурацкую утварь, швырнул куда-то в мойку и наклонился к крепко сжатым губам. — Доброе утро, Станислава Воронова, — промурлыкал, целуя уголок рта. — Доброе утро, Слава, — поцеловал другой уголок, а Славка прекратила упираться мне в плечи возмущенно и вместо этого обвила шею руками. — Доброе утро, Лава, — и поцеловал ее уже по-настоящему, чертя узоры пальцами под футболкой, кусая и дразня. Вкусная Лава. Самая охренительная. Моя.