Из всех человеческих пороков самый скверный – жестокость. Меня, отнюдь не слабого человека, можно походя оскорбить, даже унизить, но я никогда не прибегну к оружию насилия, отмщения, изуверства. Жестокость – самый главный порок еще и потому, что часто последствия ее не оставляют путей назад – настолько непоправим итог.
Я рассчитался с Вераксой сполна за то, что он убил Святозарова, человека, который мог быть моим другом на долгие годы. Даже дураки знают, что дороже всего в нашей жизни – друзья. Это единственное, что не купишь за деньги. Ибо, где начинается расчет, там протухает дружба. Я пристрелил Вераксу потому, что вместо души у него была стая кровавых псов. Он пристрастился к крови, но я оторвал его от источника. Жестокость не может быть возмездием, потому как она – болезнь души. Возмездие – не плод затаенного садизма, это – покаяние на крови.
Я давно иду по краю жизни; то ли судьба, то ли рок, то ли злые силы хотят меня обесчестить – вынуть душу и растоптать, превратив в бестрепетного негодяя, наподобие почившего Вераксы…
Мне оставалось рассчитывать лишь на импровизацию, интуицию, везение.
Человек с примитивным именем Марат должен был ответить на один вопрос: «Где моя девушка Света?» Холодильник находился в пределах десятиминутной езды от Светкиного дома.
На проходной я железным голосом приказал немедленно вызвать Марата, надеясь, конечно, на удачу:
– Эй, парень, скажи Марату, что его срочно ожидает Клюнутый.
Никогда не видел таких исполнительных охранников. Вероятно, мой знакомый его натренировал… Охранник грустно посмотрел на коллегу и сказал, что сейчас приведет.
Через пять минут появился запыхавшийся Марат. Я сразу узнал его черноокую физиономию. Он стал лихорадочно разыскивать Клюнутого, даже не обратив на меня внимания. Конечно, меня это покоробило, зря, что ли, я валял его в снегу?
И я решил первым сделать шаг навстречу. А в качестве сатисфакции сразу перехватил его руку пониже локтя и сделал щадящий проворот. Все это дало мне возможность не только задавать вопросы, но и получать на них более или менее исчерпывающие ответы.
– Где Света, подонок?! – прокричал я в ухо, хорошо зная, что громко произнесенный вопрос не нуждается в повторении.
Подонок нагло промолчал, и я без помощи транспортира и других измерительных приборов провернул его руку еще на 30 градусов.
– Не знаю! – гадким голосом отозвался Марат.
По его скукоженным от боли глазам я понял, что он начал меня узнавать. Чтобы этот процесс ускорился, я добавил еще пять градусов. Марата потянуло к земле. Я помог ему – подсек коленку. И совершил грубую ошибку. Очутившись на земле, в благодатной грязи, мой пленник вырвался и в одно мгновение на четвереньках скрылся из виду.
Я подивился метаморфозе, но потом успокоил себя: ничего странного в том, что животное тоже иной раз приобретает человеческую личину.
Я не был членом добровольного союза охотников и рыбных ловцов, к тому же винтовку уронил в вентиляционный колодец (археологи найдут ее через сто лет, когда в обиходе будут лазерные луки и арбалеты). Мои ноги сами зашагали по следу. Охранников я успокоил, подарив пять долларов:
– Этот человек кровно опозорил мою семью…
Вопросов не было.
Интуиция вывела меня в цех (или морозильный склад) под номером три. Я весело зашагал, едва уклоняясь от склизких туш, подвешенных на крючках. Они плыли, как по течению – их тащил механический трос. Я не стал приноравливаться к их движению, стал обгонять розовые ребра и сизые зады. Тут и увидел своего дружка. Марат, будто огромный солитер, укрылся в межреберном пространстве туши быка. Торчали лишь его ботинки, грязные, как и он сам. Я дернул за ногу, но упал лишь ботиночек. Я дернул за вторую – Марат держался. Он вцепился зубами. Пришлось снимать его вместе с тушей и крюком. Он еще пять минут сидел в ней, потом вылез, печально что-то дожевывая.
Я повторил вопрос, мне было нетрудно.
Марат сплюнул и сказал, что я плохо кончу, что таких, как я, раздевают догола, слегка моют, а потом отправляют в мясорубку, где в равных пропорциях перемешивают со свининой, бараниной и говядиной.
Вот после этого, клянусь, что не раньше, я подвесил его за шкирку на крюк. Марат вяло шевелил ногами и продолжал уверять, что не знает никакой Светы.
Зря он врал. Я отнес его в холодильную камеру, огромную, как Антарктида. И там, вдали от чужих ушей, он начал сознаваться. Марат назвал мне крутой ночной бар, как он выразился, для спецэлиты, и сказал, что Света там каждый вечер исполняет стриптиз. За такую ложь я врезал ему по уху. Марат разъярился и тоже попытался ударить, но промахнулся.
Тошно мне стало, тошно… Не хотелось верить тому, что понаговорили про девчонку Бастилин, полудурок Марат, но дурное предчувствие все же скользким ужом вползало все глубже в мою душу.
– Пошли! – сказал я.
Глаза моей жертвы наполнились ужасом. Звери тоже боятся. И чем чаще посещает их это чувство, тем меньше прорывается в них агрессия. Страх – это лекарство от беспредела и безнаказанности…
– Я здесь останусь!
– Как хочешь…