Гастроль в Вентспилсе

– Теперь поздно отпираться, – в таком же шаблонном стиле ответил Селецкис. – Единственное, что может вас спасти, это – правда. Расскажите, как попал этот пистолет к вам?

Когда со слов Мендериса было записано все, о чем оба инспектора уже были осведомлены, Селецкис вновь поглядел на приемщика вещей.

– Пока не могу сказать, что вам грозит за хранение газового пистолета без разрешения, но одно мне известно точно – ввоз их в нашу страну строжайше запрещен. Это нарушение таможенных правил. Поэтому рекомендую заодно честно признаться, какие еще контрабандные товары привозил вам Гунтис Пумпур?

– Никаких, честное слово!

– А транзисторный приемник «Сикура»?

– Это же не преступление, все моряки привозят и продают.

– Одну штуку, наверно, разрешается. Для себя или, допустим, для любимой тетушки… Скажите, сколько он их привозит для вас из Гамбурга с каждым рейсом?

– Ради бога, о чем вы говорите? Мне вполне достаточно одной «Сикуры». Да и ту жена разрешает включать только по воскресеньям, – лицо у Мендериса пошло красными пятнами.

– Для собственных нужд, может, так оно и есть. Но я говорю о приемниках, которые вы продавали через магазин с немалой выгодой для себя.

– Чего не знаю, того и сказать не могу. Я же дал подписку об ответственности за ложные показания.

– Хорошо, тогда я вам расскажу, сколько «Сикур» за этот год продано через ваш магазин. Сто сорок три! Настоящих или поддельных – мы еще это выясним. И почти на всех документах стоит ваша подпись. Не пора ли нам приступить к разговору по душам?

– Но это же не означает, что я сам эти приемники продавал!

– Совершенно верно! Поэтому попрошу объяснить, как вы могли подписывать квитанции, если по понедельникам вас обычно не бывает в магазине?

До этого момента вопросы и ответы чередовались в довольно бойком темпе, теперь же вдруг образовалась затяжная пауза.

Яункалн был в восторге. Как здорово старший инспектор подошел к самому важному пункту в мендерисовых махинациях! Ведь все еще нельзя было инкриминировать приемщику ничего, кроме подписей на незаполненных бланках и этих незаконных выходных по понедельникам. И надо же так ловко загнать подозреваемого в тупик.

– Вы правы, – проговорил наконец Мендерис. – Чисто юридически я не имел права этого делать. Но на каком основании я могу не доверять директору магазина? Иначе он мне не давал бы эти выходные, а я в них очень нуждаюсь, чтобы подработать.

– Если только не наоборот – в охотку потранжирить денежки.

– Что вы хотите этим сказать? – голос Мендериса прозвучал вдруг неуверенно.

– Ничего особенного. При всем желании не могу записать в протокол, что в Ужаве вы производили ревизию потребительского общества, поскольку это «общество» состояло только из Сильвы, Рихарда, его жены и еще нескольких случайных собутыльников. Если хотите, чтобы пока все оставалось между нами, мужчинами, называйте свои дела по выходным дням их настоящим именем.

Эмиль Мендерис был окончательно сражен. Он даже не смог выпить налитую инспектором воду – так тряслись у него руки и стучали зубы. Поникший и серый, он вдруг стал выглядеть даже старше своей Виктории.

– Умоляю вас – жена ничего не должна знать об этом! Если она услышит и о малыше, мне в Вентспилсе жизни не будет. Я подпишу вам все, что угодно, только не говорите Виктории.

– Не будем торговаться, гражданин Мендерис, тут вам не частная лавочка, – оборвал его Селецкис. – Наверно, в этих же выражениях вы пытались смягчить и Гринцитиса, когда он осуждал ваш аморальный образ жизни. И тогда вы поняли, что подписи на пустых бланках – прекрасная маскировка всевозможных махинаций… Чем вы объясните то обстоятельство, что «Сикуры» принимались в скупку только по понедельникам, то есть в ваш выходной день?

Мендерис молчал.

– Ладно, с этим обождем… Расскажите, как вы вошли в сговор с Артуром Румбиниеком? До этого трюка с потерянным паспортом или позднее?

– С каким Румбиниеком?

– С тем самым, который сбыл через комиссионный магазин предъявленную инспектором Яункалном поддельную «Сикуру». Может, вы и об этом уже позабыли?

– Ах, пенсионер…

– Это что – его кличка?

– У меня голова раскалывается. Я ничего больше не понимаю. Напишите все, что считаете необходимым.

– Если хотите сегодня ночевать дома, придется взять себя в руки и ответить на все вопросы. Иначе буду вынужден вас задержать.

– На каком основании? Вы не доказали ни одного из ваших фантастических утверждений!

– А незарегистрированная валюта, которая у вас хранится? Или вы будете отрицать и это тоже? Ваша жена была куда благоразумней.

– За те десять долларов – пожалуйста! Я все равно теперь не могу Виктории в глаза смотреть. – Мендерис впервые взглянул на Яункална. – А не могла бы общая наша знакомая позвонить моей жене? Она уж найдет, что сказать. Или пускай расскажет только про пистолет и про валюту… Я перед вами в долгу не останусь…

Когда приемщика увели в камеру, инспекторы посмотрели друг на друга с немым вопросом.

– Завтра он наверняка признается! – воскликнул Яункалн.