— А остальные «Сикуры»? — расспрашивал Яункалн. — За них тоже деньги сразу заплачены? Нельзя ли это выяснить?
Мендерис начал было протестовать, ссылаться на занятость, но достаточно было тетушке Зандбург разок кашлянуть, как он тут же, вздохнув, покорился судьбе.
Похоже было, что результат проверки удивляет и самого приемщика. Он копался в записях, при этом сникая и как-то чернея прямо на глазах.
— Если поглядеть на дело в общем и целом, — нетвердым голосом заговорил, наконец, Мендерис, — то в самом деле странно получается. За последние три месяца «Сикуры» сдавали только два человека — Ева Микельсоне и вот этот Артур Румбиниек.
— И всякий раз по понедельникам, — добавил Яункалн, заглядывая к нему через плечо в документы.
— В этом ничего особенно удивительного нет. На похмелье... — перебила его тетушка Зандбург.
— Можно объяснить и по-другому, — серьезно возразил Мендерис. — Вы вошли через служебный ход и не видели, какая ко мне очередь. Я один; когда приносят нашу продукцию, я могу посмотреть цену в прейскуранте, но часто приходится гадать на кофейной гуще, верить на честное слово. Много заплатишь — страдает оборот, и потом приходится переоценивать, мало — клиента обидишь, и он отвезет товар в Ригу. Все требует времени. Иногда людям приходится подолгу ждать, поэтому многие приходят сюда в свой выходной день, очевидно у этих двоих он в понедельник.
— Гениально, — воскликнула тетушка Зандбург. — Шаг вперед. Это поможет нам разыскать тех, кто торгует «Сикурами».
— К чему такая сложность? — напомнил Яункалн. — У нас же есть их фамилии и адреса.
— Склероз, — разочарованно призналась тетушка Зандбург.
— Товарищ Мендерис, — снова обратился к приемщику Яункалн. — А вы никогда не задавались вопросом, что они за люди, почему так часто продают японские приемники и именно этой фирмы?
— Очевидно, это им выгодно. Вы те знаете специфики нашего города. Здесь бывает много моряков — наших, не иностранных. Придут в Вентспилс на несколько дней и хотят по-настоящему почувствовать, что они в родной стране; одним словом, отпраздновать возвращение... Разве мы можем принимать от них вещи на комиссию и заставлять ждать, покуда найдется на них покупатель? Ведь, возможно, это судно никогда больше не ошвартуется в нашем порту. Вот почему мы отчисляем еще три процента и сразу выплачиваем деньги... Извините, я, наверно, слишком подробно рассказываю.
— Как раз наоборот! Каждая мелочь может пригодиться.
— Что касается Микельсоне и Румбиниека... Все мы малость инертны. Признаюсь, мне было даже выгодно, что они всегда несли одно и то же — цена известна, люди — тоже, никаких жалоб не поступало. Вы первые, и потому дозвольте мне выразить уверенность,что это трагическое недоразумение... Кто они такие? Извините, но мы не отдел кадров, не расспрашиваем ни о роде занятий, ни о семейном положений, ни о национальности, ни о возрасте. Мы торговое предприятие, дающее большой доход государству. — С каждой фразой сознание собственной значительности росло в Мендерисе как на дрожжах, — Но это не означает, что в нашей работе нет места для психологии. Полагаю, что оба они близкие родственники моряков. Она — жена, сестра или дочь, он — отец или близкий друг. Местные моряки сами приходят редко. В свое время они снабжали жителей итальянскими плащами, потом бельгийскими настенными ковриками и искусственным кружевом, затем перешли на парики, теперь, очевидно, настало время «Сикур». Может быть, на Канарских островах или на Гибралтаре они нашли местечко, где покупают их без пошлины, за полцены.
Яункалн слушал с неослабевающим интересом. Он, конечно, и раньше знал, что почти все моряки привозят кое-что для продажи, что эти доходы запланированы в семейном бюджете. Но теперь перед ним раскрывался совершенно чуждый мир со своими законами, мотивами поведения, представлениями о чести и этике.
Мендерис уже во второй раз, близоруко щурясь, сличал показания своих наручных часов со стенными.
— Последний вопрос. Вы можете хотя бы приблизительно описать этих людей?
Мендерис закрыл глаза, словно вызывал их образ перед, своим мысленным взором.
— Ничем особым они не выделяются. Артур Румбиниек — мужчина пенсионного возраста, среднего роста, очков не носит, с полными щеками и прямым носом. Цвет волос, извините, не скажу, потому как он никогда не снимал шляпу. Вот это и было в нем самое приметное. А Ева Микельсоне? Довольна молодая, стройная, хорошо одевается. Более подробно ничего сказать не могу.
— Большое вам спасибо! — Яункалн встал.
— Постойте, так что же будем делать с вашим приемником?.. Может, оставите, завтра мы вместе с директором напишем акт, попросим в управлении торговли разрешения возместить убыток...
— Благодарю, обязательно зайду. Но на этот раз речь не только о деньгах
Мендерис вновь помрачнел.
— Понимаю.