Гастроль в Вентспилсе

Кашис в который раз проклинал судьбу, что пришлось с визитом к теще ехать прямо с совещания в Совете Министров, куда требовалось явиться в полной форме. До отхода поезда не было времени съездить в Юрмалу и переодеться. А Регина в чемодан даже летних брюк не положила, одни только банки с вареньем.

— Прошу вас, пусть мое присутствие вас не смущает, — сказал он. — Мы хотим воспользоваться этим происшествием для обучения молодых специалистов. Поэтому в первую очередь сфотографируем общую картину и труп, поглядим, не обнаружатся ли подозрительные отпечатки пальцев, а тогда можете спокойно работать.

Врач присела на табуретку и достала из сумочки плоскую, темно-красную пачку сигарет с надписью золотыми буквами «Dunhill».

— Сын подарил на день рождения. Говорит, в Европе они сейчас считаются самыми лучшими.

— Моряк?

— Герберту всего шестнадцать. Наверно, купил около ворот порта. — Она нахмурилась и после короткой паузы сказала: — По дороге сюда я заехала в поликлинику и посмотрела историю болезни Артура Румбиниека. У него была стенокардия, так что ничего удивительного, особенно если учесть переменчивую погоду нынешнего лета.

Кашис не выдержал.

— Вы не угостите меня сигаретой? Свои забыл дома, — бессовестно солгал он.

Взяв с плиты спички, он предательски дрожащей рукой зажег сигарету и, словно в ожидании чуда, сделал первую затяжку. Сигарета оказалась такой крепкой, что у него дух перехватило; он поперхнулся и начал судорожно кашлять.

— Непривычная марка, — пояснила Кагайне. — Я всегда говорю мужу: если хочешь долго жить — не изменяй сигаретам и жене.

Слезы по-прежнему застилали Кашису глаза, тем не менее он вовремя заметил Яункална и успел выбросить сигарету в окно. Вскоре прибыла и опергруппа милиции.

Артур Румбиниек сидел за столом, будто спал, положив голову на локоть правой руки, и ничто в его позе не говорило о насильственной смерти. На расшитой народным узором скатерти стояла глиняная бутылка «Черного бальзама». Кашис осторожно приблизил нос к горлышку пустого коричневого сосуда и никакого подозрительного запаха не уловил.

В комнате был такой же, как и на кухне, образцовый порядок, кровать накрыта красивым шерстяным покрывалом. Трудно было себе представить, что сюда ворвался со злым умыслом какой-либо враг хозяина. А если враг под личиной друга?

Кашис вышел в кухню.

— Скажите, соседка, когда вы отпирали дверь, вы оба ключа поворачивали или только английский замок?

— Уже и не припомню, как оно было сегодня. Только Румбиниек всегда говорил, чтобы не забывала на нижний запереть, верхний, тот сам захлопывается. А сегодня вроде бы ручка сама по себе отперлась.

Ну, конечно, Румбиниек ведь находился в квартире, с какой стати ему было запираться, как в крепости? Однако и гость мог закрыть за собой дверь так же. Ладно, подождем, что скажет врач.

— Надо полагать, сердце, — сообщила Бирута Кагайне. — Это не противоречит и диагнозу поликлиники.

— А более конкретно? — спросил Яункалн. — Сердечная недостаточность или инфаркт? Извините, я не медик.

— Это заметно. — Врач улыбнулась и сказала Кашису: — Протокол вскрытия пришлю завтра утром.

— Вы не могли бы сказать, когда наступила смерть? Хотя бы приблизительно, — попросил Селецкис.

— Поздно вечером или ночью. Без специальных приборов точнее определить невозможно. Я позову санитаров с носилками, хорошо?

— Одну минутку.

Наконец Кашису удалось набрать нужную комбинацию цифр и открыть портфель — подарок делегации народной полиции ГДР, в последние месяцы неимоверно усложнявший жизнь. Словно фокусник, вынимающий из шляпы кур и даже кроликов, полковник одну за другой извлек из портфеля несколько продолговатых коробок.

В первой находился электронный термометр, определявший температуру с точностью до сотых долей градуса в пределах от ноля до восьмидесяти градусов.

— Поглядите-ка, Яункалн, что показывает черный кот, — он кивнул на термометр-сувенир, стоявший на секретере.

— Восемнадцать. В эту комнату солнце, наверно, никогда не попадает..

— Только к вечеру, — уточнила дворник.

— А вчера целый день шел дождь. Ночью температура в комнате, надо полагать, упала до шестнадцати градусов. Ваши выводы, Яункалн?

— Вывод такой, что все происходило почти как в учебнике. Тело остывало на градус в час.

— Таблицу умножения мы еще не позабыли.

Кашис приложил термометр к трупу и посмотрел на шкалу.

— Восемнадцать; стало быть, температура окружающей среды. Ваша очередь, товарищ Яункалн.

Тедис, не без помощи пальцев на обеих руках, быстро произвел расчет.

— Сейчас три часа. Значит смерть наступила до одиннадцати часов вечера.

— Спасибо, хорошо... Еще год назад мы все рассуждали бы так же, как этот выпускник университета, и гадали бы по нескольким признакам. Но за это время наука шагнула вперед. Изобретен пружинный прибор, который по чертежам профессора Форстера и под моим наблюдением изготовили в механической мастерской.