Гастроль в Вентспилсе

— Мы вынуждены вас и фармацевта Сильву Калныню допросить в связи с уголовным делом об убийстве Артура Румбиниека, — сказал Волдемар Страупниек, после того, как он и работники милиции предъявили свои служебные удостоверения. — Есть основания предполагать ваше соучастие в преступлении.

— Да, да, пожалуйста! — радостно закивал провизор. — Только говорите громче, в последнее время я что-то на ухо туговат.

— И общий старческий склероз, — негромко добавил Кашис, затем повысил голос: — Где вы держите яды? Список у вас имеется?

Напуганная громким голосом, из лаборатории выбежала Сильва Калныня — зеленоглазая женщина лет двадцати пяти. Голова у нее была покрыта белой косынкой. Пухлые губы дрожали от испуга, поскольку в отличие от провизора она сразу поняла, что привело сюда этих людей.

— Здесь, в шкафу, — сказала она предательски упавшим голосом. — Ключ всегда у заведующего.

Полковник Кашис пробежал глазами наклеенный на обратной стороне двери список и крикнул провизору в ухо:

— Аконитин куда запрятали?

Теперь и старик стал проявлять беспокойство. Красные пятна покрыли лицо провизора, он даже стал заикаться:

— Я никому не отпускал. Но жене он очень помогает при радикулите и невралгии тройничного нерва. Есть такая пропись: тинктура аконитина с ланолином, спиртом и хлороформом для втирания в кожу... И потом несколько дней назад... Вы уж простите, Сильва, но я должен сказать правду... В латышской народной медицине отвар корней руты применяют с целью аборта... А еще один ребенок без мужа... Но если вы пользовались аконитином по моей прописи... До сих пор ничего дурного не случалось... Сильва, вы ведь развели, как я велел?

— Пройдемте к вашему рабочему месту, гражданка Калнынь. Полагаю, мы обойдемся без свидетелей, — предложил ей Кашис, кивая на окно, за которым уже собирались любопытные.

— Рассказывайте! — достав из портфеля бланк протокола допроса, приказал майор Блумберг.

— Что вам рассказывать? — захныкала Сильва.

— Начнем с гостей. Кто к вам приезжает из Вентспилса?

— Я его вовсе не звала, Но за дверь ведь не выставишь, брат, как-никак, двоюродный! И такую замечательную шерсть привез. Сказал, если продам по пятнадцать рублей моток, то могу и себе на джемпер оставить. Сказал, в конце недели снова приедет или позвонит... Я никому еще ничего не продала, можете проверить.

— Его имя, фамилия?

— Дзинтар Вульф. Его все Чипом зовут.

Кашиса это почти не удивило. Не раз приходилось полковнику расследовать сложные преступления; неожиданные повороты в ходе следствия не обескураживали его — у жизни есть своя логика, в отличие от логики хитро закрученной версии. И лишь значительно позднее, когда дело уже бывает передано в суд, появляется убеждение, что все развивалось закономерно — если не с точки зрения милиции, то наверняка уж в соответствии в психологией преступника.

— И Чип выжал из вас аконитин? — неуверенно предположил он.

— Чип?.. Нет, лекарство я давала Иманту. Он хотел усыпить больную собаку.

— Какому Иманту? Говорите по порядку и подробно.

— Иманту Гринцитису, директору моего Эмиля. Он приезжал в воскресенье вечером.

Сильва уже укладывалась спать — перед визитом Эмиля она старалась выспаться — кто-то постучал в ставни. Оказалось, это Имант Гринцитис, он иногда приезжал вместе с Эмилем по праздникам или когда хорошей рыбки захочется. В этот раз он был чем-то сильно взволнован и озабочен судьбой Эмиля. Заставил Сильву поклясться, что будет молчать как могила, потом рассказал, что Эмилию грозит арест за спекуляцию японскими радиоприемниками. Но он сказал, что не намерен оставить друга в беде, кого надо — подмажет, недостачу покроет из своего кармана. Сказал, что станет посылать деньги и Сильве, если та будет держать язык за зубами. В настоящий момент скандал только повредит репутации Эмиля. Имант даже выдал ей аванс, затем достал из портфеля бутылку настоящего французского коньяка, чтобы спрыснуть уговор.

— И он, увы, не ошибся, — завершила свою исповедь Сильва. — На следующий вечер моего Эмиля взяли. Скажите, что ему будет, бедняге?

— На вашем месте я больше беспокоился бы о том, что будет вам за предоставление убийце яда, — холодно сказал Страупниек. — Кому из вас пришла идея насчет аконитина?

— Имант холостяк, а за больной собакой нужен постоянный уход. И настоящий хозяин всегда сам пристреливает свою собаку. Уведет ее в лес, там же и похоронит. Но Имант не охотник — где ему взять ружье? Вот и попросил какого-нибудь яда, чтобы можно было дать с конфетой; отвести собаку к ветеринару у него не хватило пороху. Мы вместе перелистали книгу по фармакологии, дошли до аконитина, и я вспомнила, что провизор продает его старухам от подагры. Хорошо, что у Иманта была с собой еще бутылка, без нее старого хрыча было бы не уломать. Наговорила ему, что мне, мол, срочно надо делать аборт, он и дал из своей заначки... Ой, Имант же не велел ничего выбалтывать, если не хочу, чтобы мой Валдик помер с голоду... — Сильва Калнынь сызнова залилась слезами.