Гастролер

Но лагерные испытания, о которых Медведь впоследствии не любил вспоминать, только закаляли его душу. Единственно, о чем он тогда жалел, так это о том, что совсем потерял связь с внешним миром, с милой его женой Катериной, с другом своим Егором Нестеренко, а больше всего печалился о невозможности увидеть сына Макарку, потрогать его атласные ручонки, услышать его цыплячье гульканье. На зоне известно стало зэкам что-то о блокаде Ленинграда, и о Дороге жизни, проложенной по замерзшему Ладожскому озеру, и о том, что на пустых улицах оголодавшие собирают трупы, а дома едят человечину… Но все это были какие-то невнятные слухи, пересказы с чужих слов, потому как во время войны отказывала даже надежная воровская почта.

Нет ничего хуже неведения, оно изнуряет и изматывает душу, с годами съедая память, высасывая, выгладывая досуха воспоминания даже о самых светлых днях жизни, оставляя немую пустоту тупого равнодушия. Жизнь тает во мраке беспамятства, и кажется, что все это было так давно — так давно, что и не стоит об этом помнить.

Часть II

Глава 14

28 сентября

10:10

Варяг прикрыл усталые глаза, помассировал веки кончиками пальцев и посмотрел на старенький будильник «Слава» на колченогой тумбочке около кушетки: десять минут одиннадцатого. Как же медленно тянется время! И тут противно заголосил квартирный телефон. Владислав спокойно дождался, когда после второго звонка аппарат умолк, и потом после нового сигнала снял трубку.

В трубке послышался долгожданный голос Сержанта. Не дожидаясь доклада, Варяг встретил Юрьева вопросом:

— Степа, ты в Кусково направил людей?

— Обижаешь, начальник! — с притворной досадой отрезал Сержант. — Ребята Чижевского там порядок навели по полной…

— Они обыскали убитых? — нетерпеливо спросил Владислав.

— Опять обижаешь. Первое, что сделали, обшмонали их с ног до головы. Но на тех двух пацанах документов при себе никаких не обнаружено.

— Что с Семеном Павловичем?

— Да Семеном Палычем уже люди Закира занимаются… — Степан сделал многозначительное ударение на слове «занимаются», давая понять Варягу, что Закир Большой выполнил просьбу смотрящего и все хлопоты с похоронами дяди Семы взял на себя.

— Хорошо, Степа, давай ближе к делу… Что с третьим? Как идут поиски?

— Мне удалось кое-что узнать, — устало докладывал Степан. — Хорошо, зрение вчера не подвело. Я ведь номер той «газелыси» запомнил. В общем, сегодня удалось установить владельца… Не знаю, который из трех: тот ли, что сбежал, или один из этих двух, которых я там завалил.

— Неужели фургон приписан к автобазе какой-то телефонной компании? — Варяг вспомнил вчерашний короткий рассказ Сержанта: он говорил, что на борту у «Газели» была надпись «Московская телефонная сеть» или что-то в таком духе.

— Хрен-то! Это все липа, Влад! Списанная «Газель», которая якобы работала на одну из коммерческих телефонных компаний, в настоящее время находится в частном владении гражданина Сухарева Александра Дмитриевича. Навел я справки про этого Сухарева — за что отдельное спасибо бойцам Чижевского. Так вот, Сухарев — бывший боец внутренних войск. Сейчас частный предприниматель, на своей «газельке» занимается грузоперевозками… Установили его домашний адрес. Прописан по улице Шаболовка, дом номер… ну и так далее… все известно. Представляешь? Был я там, порасспрашивал соседей под видом следователя по особо важным… Народ наш очень разговорчивым становится при виде красненькой книжечки… Так вот, по словам его соседки снизу, вчера ночевать гражданин Сухарев не приходил. И «газельку» его, которая, по ее же словам, часто стоит во дворе около дома, тоже ни вчера, ни сегодня утром никто не видел. Правда, пока не ясно, то ли этот Сухарев — один из тех двоих, кого я вчера в коридорчике там завалил, и тогда нет ничего удивительного, что он не ночевал дома, то ли это тот самый долговязый, которого я ранил в руку и который чемодан бросил. Судя по описаниям соседки, вроде он, долговязый. А коли так — то он-то уж точно жив. А коли жив, значит, будем искать… Это пока все.

— Ладно, Степан, молодец, действуй. Теперь только на тебя одна надежда!

— Теперь одна надежда на то, что в Кускове действовали московские домушники, а не какие-нибудь гастролеры из солнечного Магадана! — буркнул Сержант. — Если, не дай бог, гастролеры, хрен мы их возьмем!

Положив трубку, Варяг усмехнулся. Гастролеры… Степан будто ему через плечо заглядывал в рукопись дяди Семы.

Слов «завязал» или «отошел от дел» у настоящего вора не существует. Но Георгий Медведев и не собирался ни с чем завязывать — не в его правилах было ставить осла в стойло. Не помышлял он об этом, когда в августе пятьдесят третьего откинулся с зоны, просидев по разным лагерям ровно тринадцать лет, потому как к той десяточке, что дали ему в Ленинграде за кассу Речфлота, в колонии накинули еще пятерик да по амнистии Лаврентия Палыча Берии скостили два годика — вот и получилась чертова дюжина.