– Должно сойти, – первым ответил Всеволод Аркадьевич и покосился на Дмитриева.
– Сойдет, – твердо ответил Сергей Аполлонович. – Не будут они это дело ворошить. Крепко им это не с руки, особенно господину Острожскому. Наоборот, замалчивать его всячески будут. Поскольку за то, что всем полицейским управлением города руководил мошенник и аферист, по головке не гладят, но в отставку без пенсиона отправляют очень даже запросто, да еще и с «волчьим билетом»…
– А Ленчика нашего теребить не будут? – опять осторожно поинтересовался Огонь-Догановский. – На предмет дачи показаний по делу мильонщика Феоктистова.
– Думаю, не будут, – почти сразу ответил Дмитриев. – Зачем им его показания, как вы этого Феоктистова на такой куш накрыли? Им вообще никаких показаний по этому делу не надобно. И дела самого им не требуется. Если Феоктистов не заявит, а он не заявит, ничего не будет. Им и меня трогать не резон… – Дмитриев с восхищением посмотрел на Севу: – Гениальнейший план. Все продумано до мельчайших деталей, учтены все характеры; а столь тонкое знание человеческой природы и людских типажей просто восхитительно. Я об этом еще в Москве Африканычу сказал… Браво, Сева! Да, в Москве до сих пор рассказывают, как ты продал винокуренный завод графа Салтыкова в Тульской губернии саксонскому подданному, сказавшись племянником нашего добрейшего губернатора Владимира Андреевича. Еще рассказывают про два поместья в Малороссии, что послужили залогом для получения банковского кредита в восемьдесят пять тысяч рублей. Ты стал легендой, Вольдемар Аркадьевич… Но все эти аферы – «цветочки» по сравнению с тем, что ты провернул здесь, в Казани…
– Я не Вольдемар…
– Прости, Всеволод Аркадьевич, – поправился Дмитриев. – Я все тебя по старой памяти величаю…
– Так вот где ты пропадал тогда! – воскликнул Ленчик, весело глянув на Неофитова. – Ты в Москву, оказывается, ездил…
Африканыч в ответ лишь улыбнулся. Надо было, чтоб о его поездке к Дмитриеву никто не знал. Чтобы «эксперимент, как выразился Долгоруков, был чистым». Он таким и получился. Чистым…
Оставалось письмо, написанное собственноручно «чиновником особых поручений Департамента полиции полковником Засецким». В нем «Засецкий» поздравлял в лице исполняющего обязанность полицеймейстера коллежского советника Острожского всю казанскую полицию и, разумеется, самого Якова Викентьевича «
Часа через полтора Сергей Аполлонович вышел из особняка Долгорукова, дошел до полицейской будки и вручил письмо, запечатанное в конверт, городовому.
– Я полковник Засецкий, – представился он полицианту. – Чиновник особых поручений при Департаменте полиции. Дело крайне срочное и не терпящее отлагательств. Речь идет о поимке государственного преступника, очень хитрого и опасного. Вот вам секретный пакет. Вы должны немедленно доставить его в Управление полиции и вручить непременно в руки господину Острожскому, сказав, что это – лично от меня, чиновника особых поручений Департамента полиции полковника Засецкого. Поняли меня?
– Так точно! – вытянулся перед «полковником» городовой.
– Исполнять! – приказал «чиновник особых поручений».
Городового простыл след.
– Сделал? – спросил Дмитриева Сева, когда тот вернулся.
– Да, – коротко ответил Сергей Аполлонович.
– Ну вот, кажется, и все, – раздумчиво и немного печально произнес Всеволод Аркадьевич.
За разговорами миновала ночь. Много о чем было говорено. О прошлом и настоящем. И о том, как жить дальше… А как жить дальше? Этим вопросом задавались все. И никто из бывших «валетов», а уж тем более Ленька, ничего не хотели менять в этой жизни. Это была их жизнь, и ничья больше. И они хотели распоряжаться ею по своему усмотрению, и никак иначе. И распоряжались…
А в это время в Управлении полиции метал громы и молнии исполняющий должность казанского полицеймейстера коллежский советник Яков Викентьевич Острожский.
Глава 19
«Умыли», или Конец папки с красными тесемками
– Ну, и где он? – Яков Викентьевич уже не находил себе места. – Что он вам сказал, когда вы расстались?
– Что он приедет в управление через час.