Гастроли Самозванца

– Барин, брось ты это, – пробасил Кузьмич. – Я же сам удавлюсь, ежели что случится. Не будет мне жизни, коли молодой барин за борт свалится.

Мальчик расслабился и заулыбался, он погладил своими тонкими пальчиками сухую, мозолистую руку Жорки и сказал:

– Как же хорошо, что теперь у меня есть друг. Мы плывем, как настоящие морские корсары. Ура!

Кто такие корсары, Жорка знать не знал, но видя, как его сосед улыбается, тоже расслабился и подставил свое лицо жаркому ветру, а Кузьмич налег на весла, и лодка заскользила по гладкой поверхности пруда.

Держась одной рукой за Жорку, Лев опустил вторую в прозрачную, прохладную воду и запел тонким голоском. Жорка от неожиданности чуть не выпустил руку мальчика и замер в изумлении. Конечно, он слышал в деревне и разухабистые народные песни, которые исполняли девки или бабы на гуляниях, и тяжелые, грудные мотивы, которые заводили во время застолий. Жорка всегда любил слушать, как кто-нибудь затягивал куплет и остальные тут же включались и подпевали надрывно и тоскливо. Он часами готов был просиживать в кустах, наслаждаясь переливами русской песни. От грустных у него текли слезы. От веселых становилось хорошо на душе и странное чувство удовольствия разливалось от макушки до самых пяток.

Но то, что пел сейчас Лев, было воистину удивительным, такого Жорка еще не слышал никогда – голос мальчика был высокий и чистый, словно перезвон хрустальных колокольчиков. Жорка открыл рот и не сводил глаз с исполнителя.

– Что это за песня такая? – прошептал мальчик, когда его сосед умолк.

– Это романс, называется «Соловей», композитор – Александр Александрович Алябьев, знаешь такого?

Жорка отрицательно покачал головой.

– Мама говорит, что у меня неплохо получается брать высокие ноты. Мы постоянно музицируем, а когда приезжает мамин брат, даем домашние концерты, он в Петербурге работает в Императорском театре. Ну а раз ты теперь с нами, то и тебе придется постигать музыкальную науку. Никуда не денешься. – И, рассмеявшись, добавил: – Не волнуйся, это гораздо интереснее, чем математика, например.

Хотя Жорка не знал, что такое романс, кто такой Алябьев, что значило трудное слово «композитор», и уж тем более не подозревал о существовании Императорских театров, он негромко попросил своего друга:

– Можешь, пожалуйста, еще раз спеть?

Лев с улыбкой кивнул, и в тугой жаркий воздух снова ворвались высокие ноты романса.

После прогулки на лодке настала очередь Жорки удивлять своего друга. Он учил его бросать камешки лягушкой, стрелять из своей рогатки и ловить кузнечиков. Лев от восторга то и дело обнимал Жорку.

– Ты знаешь, Жора, мы так весело с тобой проводим время! Одно только меня расстраивает…

– Что же это?

– Очень хочется побегать, – рассмеялся Лев. – Но пока… – он взглянул на ногу, – только пешком.

– Это ж ненадолго, – сказал Жора и потрепал друга по плечу. – Скоро нога заживет, и мы устроим забег наперегонки.

На следующее утро после завтрака Лев притащил Жору в классную комнату. Она была просторной и находилась на первом этаже, в комнате стояли стол, шкаф с книгами, висели плакаты с нарисованными картинками на них, стопками лежали карточки, а во всю стену растянулись огромные карты: одна – звездного неба, а вторая – мира.

– Ну что, Жора, поздравляю. Сегодня тебя ждет первый урок. Будем тебя с матушкой грамоте учить, – высокопарно произнес Лев и рассмеялся.

– Боязно мне, барин, то есть… Лева. Боюсь, не пойму ничего. Премудростей всяких не постигну, и что тогда? – испуганно произнес Жорка.

– Постигнешь, конечно постигнешь. Можешь даже не сомневаться.

Вскоре пришла Наталья Дмитриевна, в руках она держала целую стопку книжек. Она выглядела довольной и воодушевленной.

– Ну что, дети, начнем, – начала она, раскладывая перед собой книги.

У Жорки затряслись коленки. Он понимал, что учиться надо, и это требование Натальи Дмитриевны, при этом он не мог взять в толк, зачем ему сдалась эта грамота.

– Начнем, пожалуй, вот с этого, – барыня ловко выудила одну из книг и открыла ее на середине. – Прочти вот здесь, – и указала на абзац.

– Как это «прочти»? – с ужасом прошептал Жорка.

– Так я и думала, что читать ты не умеешь, – удовлетворенно сказала барыня. – А буквы хоть какие-нибудь знаешь?

Жорка замотал головой, как конь на привязи.

– Ну что ж, начнем с самых азов… – И перелистнула книжку в самое начало.

– Это «а», самая первая буква, следом идет «бэ», но если их поменять местами, вместе читается как «ба», понятно? – И Наталья Дмитриевна начертила на грифельной дощечке «БА».

– Теперь ты напиши, Лев, – обратилась она к сыну. – Георгий еще раз посмотрит и вслед за тобой уж точно сможет повторить.

Зардевшийся от удовольствия мальчик принялся писать буквы на доске, старательно выговаривая:

– «Бэ» и «а», вместе «ба».