Гастроли. «Записки музыканта»

Наши уже все готовы, смотрят на меня, ждут. Мне нужно вставать, нужно переодеваться. Один я ещё не готов… Ох, как качает, ноги ослабли, даже в руках сил совсем нет за стул держаться. Меня поняли, быстро помогли переодеться, сейчас бы я сам эту процедуру закончил к утру, не раньше. Потом меня посадили за мой инструмент, я его включил – сам! Потом, как в тумане, дал обычную настройку – ми, си, соль, ре… Бас-гитара… соло-гитара… ритм… труба… Пынь, пынь-ь, пыу, пыуу… Настроились. Звук моего инструмента до меня доходит как сквозь вату… Будто уши заложило. Но звук, слышу, не плавает, вроде. Напряжение в сети нормальное. Значит, можно начинать концерт. Олег уже на своём месте, стоит перед оркестром у стыка занавеса, вполоборота к нам. Подмигивает нам, растягивает рот в улыбке, передразнивает нас, корчит рожи. Сам настраивается, и нас подтягивает: «Ну, мужики, улыбку, улыбку…» Он первый идёт. Неподалеку, справа, прохаживается Тамара, она тоже нервничает, потому что вторая. Ох, как болит спина… чувствую, будто и нет позвоночника, в колбасу скручивает… Ровно за инструментом сидеть не могу, спина не держит, одной рукой опираюсь на корпус электрооргана. Все одиннадцать человек около меня собрались, смотрят. У всех тревожный и сочувствующий взгляд. Все ждут, как я решу. Начинаем, или нет?

– Всё, всё, всё, всё! Начали, – говорю я, с трудом ворочая распухшим языком. – Начали. – И даю вступительный аккорд. Выдержав его, разворачиваю в морзянку позывных космического корабля, извещающего о начале нового дня нашей страны. Музыканты обрадовано рванули на свои места, остальные, врассыпную за кулисы. И мы, музыканты, всем оркестром, мощно, в мажоре, бодро и на форте, заканчиваем вступление восьмитактовой гармонией припева Пушкова «Тайга золотая»:

«…Зве-ени-и, золота-ая, шуми-и золотая, моя-а золота-ая тайга-а!» Вывели всё это на форте и оборвали. В общем, по-сценарию. Сразу, ещё с наложением на финальные аккорды, Сашка-колпачок, нажал на кнопку, – пошёл занавес.

Начали!..

Плотный сигаретный и перегарный дух пахнул на сцену. От яркого света прожекторов, без светофильтров, режет глаза. Они у меня сегодня непривычно слезятся, смотреть больно. Спасительно уткнулся в клавиатуру. Теперь нужно выдержать сто десять минут. Целых сто десять минут. Аж, два отделения. Сидеть за инструментом трудно: спину ломит и голова кружится. А тут ещё и сознание, вдруг, подводит, проваливается куда-то. Совсем не контролирую ситуацию на сцене… Такое со мной впервые. Вот тебе, что называется, и бабушка – Юрьев день!

Концерт, меж тем, идёт своим чередом. Уже Олег довёл своими хохмами зал до нужной кондиции. Уже Тамара заканчивает петь свою лирику о родине, широких дальневосточных просторах, беспредельной любви… Но меня очень тревожит сейчас другое, я не могу зафиксировать точку – где я сейчас в партитуре выступающего нахожусь – в начале её, в середине, в конце – где? Сознание не держит, не контролирует. Но концерт идёт. Я вижу – руки мои, пальцы, сами собой движутся по-клавиатуре, как заведённые. Исполнители один за другим, сменяя, появляются и уходят. И вроде всё как надо. А я, время от времени, приходя в себя, с ужасом замечаю, что не знаю, где я сейчас в партитуре? Что именно сейчас, и дальше нужно играть? У каждого исполнителя по десять – пятнадцать произведений, песен, например. Каждая вещь имеет свою структуру или фактуру. Эту фактуру создаём мы, музыканты, своим инструментом, техникой, выразительностью. Всё это идёт по-памяти, давно без нот, всё выучено, вызубрено, отшлифовано. И запороть исполнителю выступление нельзя – это катастрофа. А вот как тут сейчас, в моём состоянии, уследить… Ну, вот, чуть не прозевал…

Уже представление оркестра. Как быстро всё. Здесь мы играем своеобразную визитку оркестра. Каждый музыкант исполняет кусок технически сложного и выразительного музыкального произведения, а конферансье – Олег, представляет музыканта, как человека, как личность. Хохмы, в общем. Один из нас, как бы очень красивый и очень популярный… у женщин! Другой, вообще не женат, но, по секрету, у него куча детей… Всякая такая вот житейская белиберда, простые и глупенькие хохмы. Но зрителю нравятся такие бесхитростные штучки. Кто не без греха… Зал весело и одобрительно смеётся шуткам. Дошла очередь и до меня. Я как-то удачно проскочил свою техническую часть музыкального представления, пальцы сами отбарабанили… Потом, как обычно, встал из-за органа и поклонился на аплодисменты… И – упал, вернее повалился! Хорошо электроорган меня спас – на прочной основе был, удержал меня. Я на него и завалился. В зале кто-то громко сочувственно ахнул. Повисла тишина…

В этом месте, как раз на аплодисменты, у нас пауза. Я, обычно, кланяюсь, все наши исполнители, повернувшись ко мне, обычно стоят, улыбаясь, давая возможность всем зрителям насладиться моей персоной. Вот он, наш обаяшка, наш красавец музыкальный руководитель.