Гастрономы

— Да, да, я его, действительно, в кухне забыл!

Щуровский последовал за ним.

— Как же это, господа, могло случиться? — таинственным шёпотом задал вопрос Коркин.

— Это, должно быть, я устроил! — чистосердечно сознался Чемодуров. — Там на подоконнике лежала какая-то бумага, я и оторвал от неё пол-листа… Никак не думал, что в кухне казённые бумаги хранятся!

— Гм, гм, так! — мог только произнести контролёр Каткевич.

— В этом же роде произошёл случай на Петровском винокуренном заводе в бытность мою контролёром… — начал было своё обычное враньё Коркин.

Но в эту минуту Колесов с Щуровским вернулись в столовую, неся остатки злополучного протокола.

— Простите, хороший мой, ей-Богу, нечаянно! — обратился Чемодуров к Щуровскому. — Много я изорвал-то? — Можно поправить дело, или нет?

— Как его поправить?! — глухим, упавшим голосом отозвался контролёр, вытирая со лба холодный пот. — Самое главное уничтожено: подписи понятых, которые были приглашены присутствовать в качестве свидетелей.

— А кто были понятыми?

— Дворник дома купца Малинина, Сафронов, потом отставной фейерверкер…

— Какого купца, вы сказали? Малинина? Фёдора Степаныча? На Солдатской улице? — встрепенувшись, переспросил Чемодуров. — О, так мы это дело поправим! Малинин — закадычный мой друг-приятель и кум! А второй кто? Отставной фейерверкер? Где он живёт?

— В том же доме Малинина.

— Великолепно! Фейерверкера я за три рубля куплю! — уверенно заявил Чемодуров и, весело рассмеявшись, добавил. — Вы сейчас же садитесь, голубчик, и переписывайте протокол заново, а потом мы отправимся с вами к Малинину и при его содействии привлечём понятых ко вторичной подписи. За это я вам головой ручаюсь!

— Да, уж ты постарайся, пожалуйста, а то меня ужасно расстроила эта история!.. — попросил в свою очередь приятеля Терентий Яковлевич.

— Хорошо, хорошо, не беспокойся: не я буду, если не устрою! — А теперь, господа, предлагаю докончить моё кушанье!

Все принялись за прерванный обед. Один только Щуровский не только не прикоснулся к цыплёнку, но даже не мог без ужаса взглянуть на него, как на виновника своего несчастья. Извинившись, он отправился в канцелярию переписывать протокол.

1903