Казалось бы, чего проще. Меньше отвлекайся на вечную чесотку под скрипучей сбруей, не замечай бурчание в вечно голодном брюхе и смотри не поморозь промокшие копыта, иначе ты так и так не жилец. А там уж остальное само собой сложится, как бывало раньше, так будет и впредь. Ты вообще не слишком привык задумываться о столь отдаленных абстрактных временах, как «раньше» и «впредь». Для тебя эти понятия едва ли существуют. А существует лишь забивающая дыхалку и перекашивающая рыло паника, когда минуты тикают, собираясь в часы, копыта стынут, кости ломит, а ни малейших следов гриба гнилые ароматы мертвого леса по-прежнему не приносят.
Ты поневоле поддаешься этой панике, начинаешь торопиться, трясешь башкой, дрожишь всей тушей от страха. Вот так и совершают ошибки, которые в охоте на гриба недопустимы, с таким настроением лучше сразу поворачивать обратно, там у тебя хотя бы останется шанс.
Ну посуди ты сам, что с тобой сделают? Наорут, засадят сапожищем под брюхо, обзовут матом? Тоже мне, чай не сахарный, стерпишь. Дуб он и есть дуб. Лишат пайки — вот это уже опасно, знать завтра тебе станет еще холоднее, копыта будут сильнее подгибаться на каждом шагу, а страх будет цепкими сучьями вцепляться в тебя с самого начала твоего выхода. Но это никакой не конец. У тебя еще будет шанс ощутить знакомую струйку далекого аромата…
Стой.
Ты явно чувствуешь его уже сейчас.
Нет, не начинай недоуменно трясти седой щетиной, твое рыло тебя не подводит. Это он, гриб.
Вожделенный, долгожданный, заветный, благословенный.
Какова была бы твоя доля, как бы сложилась твоя судьба, если бы не было их на свете? Что вообще ты умеешь, на что способен, кроме сысковой охоты на гриба? Быть может, без нее тебя бы просто не было на свете. Не «уже», а вовсе. Кому ты вообще нужен помимо твоего призвания? Если так подумать, на грибах держится само твое бренное существование. Не в смысле прокорма, в смысле смысла. Ядерной, нутряной твоей сути.
Сыскать и скрасть гриба на охоте.
А кто думает, что существуют на свете иные смыслы и иные призвания, тот дурак или что похуже — враг и подлец, сбивающий с панталыку малых сих.
Таковы твои мысли, пока ты крадешься на полусогнутых, с каждым шагом чувствуя, как распаляется в тебе стылая кровь, как теплеют копыта, как обостряется чутье рыла, как прозревают зенки, как светлеет в башке.
С этого мгновения ты становишься воплощенной целью — исполнить свое предназначение, забыв про страх, стыд, стужу, вонь мертвого леса, стоны поваленных стволов, крики наглого воронья и все прочее, что окружает тебя в обыденной жизни. Ты готов повторить тот скромный подвиг, что привык творить ежедневно, сколько себя помнишь.
Стоп.
Что-то не так.
Ты замечаешь впереди деловое копошение, которое ни с чем не спутать.
Месящие грязь копыта.
Сверкающие в полумраке злобные зенки.
Клацающие от ледяной стужи клыки.
Хлопочущее насупленное рыло.
Ты словно смотришься в зеркало. Конкурент. Другой охотник на гриба.
Быть того не может.
Сыск требует сосредоточения и уединения, только лишь затем, чтобы скрасть единственный гриб, таким, как ты, приходится изо всех сил выкладываться, тут не до конкуренции, два сыскаря на одной делянке у самой ленточки разве что на пару сдохнуть сподобятся в этих лесах.
На то и придуман особый ритуал — стоит по ошибке либо недоразумению двум охотникам столкнуться рылами, так им надлежит тут же развернуться к лесу передом, а к супротивнику задом, да и двигать по прямой не менее чем три сотни шагов, да не просто так, а сверяясь с диспозицией, не допуская в дальнейшем совместного пересечения курсов.
Так положено, и ты ни секунды не сомневаешься, что это единственно верный путь. В конце концов, что поделать, но твой вожделенный гриб уже сыскан другим, и как бы ни хотелось тебе его скрасть, а уже поздно.
Ты понуро начинаешь маневр обратной миграции, пусть нехотя переставляя копыта и опустив рыло в грязь. Ты уже сдался.
И вдруг у тебя в башке что-то разом екает.
Ты разглядел, наконец, и необычную повадку, и странные телодвижения супротивного сыскаря.
Никто так не станет добывать гриба.
Не так их обихаживают, не так их извлекают.
Только теперь до тебя дошло.
Эти копыта, эти зенки, это рыло заняты только лишь одним. Они этот гриб деловито
Сквозь застилающий мысли кровавый туман подступающей ярости ты толком не можешь припомнить, что тебе вообще известно о том, откуда здесь берутся грибы. Ну не произрастают же, в самом деле. Плодовое тело гриба плотное, отливает металлическим глянцем, внутри на ощупь теплое и, если прислушаться, внутри тикает, это хрустит от нутряного жара смертоносный капсюль, готовый извергнуть набрякшие свои споры.
Ежели по честноку, на вид скорее инструмент, снаряд, машина, нежели нечто живое.
Так почему бы не предположить, что грибы искомые, вожделенные — не самозарождаются во мху, а их сюда доставляют и, так сказать, высаживают.
Самая эта мысль будит в тебе лютую ярость.
Что ты такое, раз навеки застрял у ленточки, целую вечность носясь по кругу, выискивая и выискивая эти самые проклятые грибы.