Гаухаршад

Мало кто из вельмож казанских знал о его метаниях. Знатнейшие карачи и сами проводили дни и ночи в раздумьях. Страна не могла оставаться без повелителя; Казань ждала своего правителя, и даже притихшие улочки и слободы, казалось, переполнились людским ожиданием. Никто из жителей ещё не знал, что ширинский эмир, глава казанского дивана, решился поменять политику государства, доверенного его заботам. То, что многие годы для него казалось невозможным, случилось в одночасье. Встав этим утром со своего ложа, эмир решил отправить гонцов к казанским карачи и объявить им свою волю. Казань должна была примириться с Москвой и просить на ханский престол сына покойного Ибрагима.

Шум, донёсшийся со двора, заставил Кель-Ахмеда вскинуть голову. Он тревожно прислушивался к топоту коней, окрику стражи и многоголосому человеческому гомону, но в следующую минуту с силой вскинул своё крепко сбитое тело и подошёл к окну. Сквозь приоткрытый ставень глава дивана разглядел эмиров, которые ответили на его приглашение. Он увидел плутоватого Садыр-Барына с круглым, как луна, лицом и утонувшими в глубине набрякших век хитрыми глазками. А ещё сухонького старика Агиш-Мансура, оправлявшего свой длинный бархатный чапан. Не было среди прибывших гостей только главы рода Аргынов. Улу-карачи задумался, пощипывая седеющую бровь. Его озадачило отсутствие бека Урака, всегда стоявшего на его стороне. Он заметил, что эмиры в сопровождении своих телохранителей вступили в пределы дворца. Тогда Кель-Ахмед снял пояс с подлокотника кресла, перетянул им парчовый казакин и, вскинув голову, отправился встречать дорогих гостей.

Лишь утром следующего дня стало известно, что Урак-Аргын, единственный из высших вельмож, не согласился с решением улу-карачи. Урак с ближайшими людьми бежал в Кашлык вслед за ханом Мамуком. Казанское же ханство послало в Москву официальное посольство с просьбой прислать им правителем младшего сына хана Ибрагима и госпожи Нурсолтан – солтана Абдул-Латыфа, ныне проживавшего в Звенигороде.

Глава 10

Гёзлев пропах запахом солёной рыбы. Портовые склады забивали бочками с товаром, который пользовался особым спросом в Венеции, Генуе и итальянских княжествах. В море сновали рыбачьи суда-барки, без устали закидывающие сети и наполнявшие недра лодок живым серебром. В небольших поселениях, раскинувшихся по берегу мелководной гавани, семьи рыбаков с рассвета до заката разделывали богатый улов. Песчаный берег был усеян чешуёй, гниющими останками рыб, в больших плетёных корзинах копошились крабы. Особо ловким из них улыбалось счастье: зацепившись тёмными клешнями за край корзины, они переваливались на песок, замирали на мгновение, а через секунду уже, перебирая проворно множеством лапок, улепётывали к воде. Удачливые достигали водной кромки, смешивались с морской пеной, исчезали, прячась под камнями. Но многих подводила жадность. Учуяв запах гниющих кишок, крабы поворачивали к высившимся кучкам из рыбьих останков. Около желанной добычи уже кружили крикливые чайки; тащил свой кусок неповоротливый баклан, лениво взмахивая крыльями. А по берегу, на беду крабам, пробежали с гомоном и криками босоногие мальчишки. Они попутно похватали разбежавшихся особей за клешни и забросили их назад в корзину с кучей пленённых сородичей.

К берегу подходили лодки с очередным богатым уловом. Рыбаки торопились: с приходом жаркого лета завершалась путина. В летние месяцы залив мог накормить только семью рыбака. Зато сейчас нередко удавалось поймать белугу, сравнимую по размерам с рыбацким барком. Из её чрева доставали не один бочонок икры, а торговцы давали за солёный деликатес хорошую цену. Рыбаки перекликались меж собой, торопили работников складов.

– Соль, давай соль!

– Эй, гони арбу на склад!

– Ножи точи!

Женщины в эту горячую пору, не поднимая головы, укладывали рыбные пласты в бочки, заливали соляным раствором. Под длинными навесами вялились чебаки и лини, подвешенные к бесконечным рядам верёвок. Здесь же крутились купцы, промышлявшие рыбной торговлей. Они спорили и рядились до хрипоты и, когда сделка заканчивалась обоюдным соглашением и выгодой, хлопали по скользким, пропахшим рыбой ладоням рыбаков. Некоторые торговцы взамен товара гнали в селения арбы с солью. Озёра, которые раскинулись неподалёку от Гёзлева, за лето скапливали на своих берегах огромные запасы соли. Она составляла основную статью доходов города от торговли, длинные вереницы возов тянулись от озёр целыми днями. Соль покупали все: рыбаки, местные торговцы и иноземные купцы, набивавшие трюмы своих кораблей этим ценным грузом.

Вся эта огромная, процветающая рыбно-соляная империя Гёзлева приносила баснословные доходы эмиру рода Мансуров. Богатство и могущество господина в полной мере отражал великолепный дворец. Эмир не жалел средств, чтобы приукрасить своё жилище, и его вельможи по достоинству оценивали красоты дворца, вознося щедрые похвалы к трону Дин-Шаиха. Самым лелеемым и любимым местом во дворце был сад, которому эмир уделял особое внимание.