Гав-мяу и сердца стук

– Храм Солнца видел то время, когда плоская Земля крошилась на материки от ужасного взрыва планеты-близнеца Земли – Глории. Она разлетелась на гигантские метеориты, такие как Ио, ставшие другим планетам спутниками, – он перевел дух, будто представив себе межгалактические войны, – и космический корабль с богами, который мы сейчас называем Луна, прибыл поживиться на нашей беде. Земля представляла собой месиво из цемента и глины, и трупов великанов, и нас, карликов. Селевые потоки накрыли с головой все живое. Выжили только горные местности. Но хуже всего было порабощение… – он говорил и говорил, а я все больше и больше удивлялась этому миру, где под одним солнцем живут такие люди как Олег, профессор и я. Совершенно разные реальности: в моей было где-то 3Д с половиной, в профессорском мире – 5Д, а может, все десять, в жизни Олега имелся отрезок из одной винодельни до бара отеля. Но отрезок веселый.

– Можно я тоже с вами отправлюсь к Храму Солнца? – попросила я после знакомства с хозяином виллы.

– Разумеется, – отвечал Зиновий Аркадьич, приглашая меня на дружеский коктейль с другими 30 участниками на огромную террасу с неземным видом на горы, из-под которых выкатилась луна с живыми или уже неживыми богами, как я поняла или недопоняла.

Уже там продолжилась не лекция, но дискуссия с обсуждением причин взрыва озвученных планет и их спутников, а также устройства и функций пирамид и дольменов, судеб великанов и прочего, прочего непознанного. Я слушала с открытым ртом, понимая, как скучно прожила эти 30 с небольшим лет, полагая, что существует только ослик Иа, и даже не подозревая про Ио, жрицу богини Геры, которая страдала без любви, брошенная любовником Зевсом. Ничего в мире не меняется, черт побери.

***

В пять утра меня разбудили медным звоном колокольчика профессора, который объявлял им перемены. Усилием невероятной воли или невероятным усилием воли, а в пять утра все было невероятным и волевым, на аромат кофе и пряной вишни от табака, окутывающие всю виллу, я, словно зомби или ослик Иа, направилась в большую залу, где уже накрыли завтрак. Обсуждали каких-то анунаков и планету Нибиру. Ни престранное название народности, ни ее история не вызывали никаких ассоциаций, а по словам собеседников, анунаки принимали непосредственное участие в истории Земли, буквально до сегодняшних дел. Я хотела было залезть в интернет, чтобы хотя бы взглянуть в лицо этой народности, хотя бы узнать, входят ли они в двадцатку или девятку ведущих или отсталых стран мира. Светит ли у них солнце? И какая монета ходит в обороте? Но вспомнив про канувший в отпуск телефон, услышала:

– Не ищите. Это недружественная нам цивилизация, которая-таки не смогла приземлиться на Землю, потому что существует по другим физическим законам мироздания. Наш Творец хитро придумал устроение своего мира, что на его теле может жить только рожденный на Земле, но… – подливая мне кофе и подсовывая очередную плюшку на тарелочку приговаривал профессор, при ближнем утреннем рассмотрении не такой уж и старый, просто покрытый благородной сединой, которой не больше, чем 60 лет, – подлецы вот уже 2000 лет, а особенно активно последние 100 лет, действуют через подставных лиц, всевозможных предателей отечества. И план порабощения в самом разгаре.

– А что совсем-совсем ничего нельзя сделать? – я быстро допивала кофе и дожевывала профессорскую булочку, видя, как бригада из историков, экипированная кепками и рюкзаками и специальными походными палками для ходьбы и подъема, рвется с места.

– Есть силы, которые не дремлют, – подмигнул мне профессор, и я не совсем поняла, намекал ли он на космические силы нашей страны или подмигивал исключительно мне, потому что начиная с этого момента почти никогда не отпускал моего локтя, будто привалившись к нему.

Из последних стараний я думала, что его притязания на локоть являются исключительно проявлением ответственности перед моими друзьями, коим профессор, скорее всего, пообещал беречь и любить меня на всем протяжении экскурсии к месту силы – Храму Солнца.

Но на всех перевалах, остановках Зиновий Аркадьич неизменно искал меня, усаживал рядом и продолжал свои разговоры со спутниками. Такое особое участие ко мне стало вызывать улыбки на лицах коллег по истории, и я поняла, что являюсь фавориткой профессора. Поначалу это совсем не мешало, а даже льстило. Во-первых, из партера, что называется, я внимала удивительным историям, слышала все подробности и мне перепадала большая часть харизмы Зиновия Аркадьича, рассказывающего страстно, с душой. Во-вторых, поход был чудесным, интересным, захватывающим, с такими видами, что память на фотоаппарате-телефоне быстро закончилась. Мне предложил свой телефон и свою память Зиновий Аркадьич, обещая в будущем переслать фотографии, если я, естественно, оставлю телефончик. Деваться было некуда, и я позировала профессору в каждом живописном уголке.