Гавайи Миссионеры

И вы приняли сторону Кеоки, таким образом, противясь воле собственного супруга и противясь основам самой веры?

Нет, Эбнер. Все это не так. Я просто отдала свою Библию храброму матросу.

Но, миссис Хейл...

Меня зовут Иеруша.

Но мы уже все обсудили раньше, в общей каюте. Ведь именно отступники представляют собой наибольшую опас ность для церкви.

Я не отдавала своей Библии отступнику, Эбнер. Я отда ла ее человеку, которому стало страшно. И если Библия будет не в состоянии рассеять его страх, значит, это совсем не та книга, которой нам необходимо следовать.

Но как же заветы церкви и принципы, по которым мы должны действовать?

Эбнер, - убедительно продолжала Иеруша, - я знаю, что этот человек может отступиться еще раз, и из-за него мо

гут произойти весьма неприятные события. Но в четверг вечером, когда он спустился с грот-мачты, он был так близок к Богу! Ведь он спас и мою, и твою жизни. И сама мысль о Боге не будет иметь для меня никакого значения, если я перестану верить в то, что в подобные моменты Господь встречает с любовью даже такую заблудшую душу, как этот старый китобой.

Что ты хочешь этим сказать?

Эбнер, неужели ты полагаешь, что Бог - это человек, который прячется от нас где-то среди облаков?

Я знаю, что Господь слышит каждое слово, произнесен ное тобой, и сейчас он, наверное, изумлен не меньше моего.

Но, прежде чем Эбнер смог продолжить свою тираду, Иеруша наклонилась к супругу и, касаясь его щек своими пушистыми каштановыми локонами, нежно поцеловала его, после чего супруги Хейл удобно расположились на своей койке.

Было уже далеко за полночь, когда Эбнер Хейл, не находя себе покоя, выбрался из койки и поднялся на палубу. Мрачную серую антарктическую ночь освещали несколько ярких звезд. Эбнер был обеспокоен тем, что Иеруша отдала свою Библию старому матросу, не посчитавшись с волей мужа. Но больше его тревожил собственный все более возрастающий аппетит к роскошному телу супруги. Трижды за время путешествия их споры заканчивались тем, что Иеруша, задорно смеясь, обнимала мужа и привлекала к себе на ложе. Она задергивала занавески, отделявшие постели друг от друга, и на следующие головокружительные полчаса Эбнеру не было дела ни до Бога, ни до его проблем. Все, что он к этому времени узнал, так это то, что Иеруша Бромли Хейл может быть не менее волнительной, чем буря, и не менее спокойной и умиротворенной, чем штиль.

Священник был убежден в том, что, потакая подобной слабо сти, он сам открывается для зла. Эбнер несколько раз обращал внимание, как чета Уипплов, часами занимавшаяся друг дру гом, лежа на своей койке, вдруг затихала. И тогда до Эбнера до носились странные и порой совершенно непонятные вскрики, исторгаемые Амандой. Молодому миссионеру казалось, что именно это занятие церковь интерпретирует как "освященные Богом узы брака". Он несколько раз намеревался поговорить на эту тему с Иерушей; но им овладевало целомудренное смуще ние, поскольку он сам жаждал любовных утех, и это вносило в его душу смятение. Ему казалось, что такое таинственное и мощное проявление чувств непременно несет в себе зло. Не зря в

Библии не раз упоминались женщины, неуемная страсть которых приводила порой к самым ужасным последствиям. Порой неискушенный в делах мирских священник ловил себя на мысли, что ему следует держаться подальше от Иеруши, настолько она казалась ему очаровательной и соблазнительной.

Однако, придя к такому выводу, он тут же ловил себя на мысли о том, что жизнь священника вне священных уз брака - ничто иное, как самая дикая форма католицизма. А ведь именно больше всего он страшился вступить на этот путь. "Все великие люди, описанные в Ветхом Завете, имели жен, - рассуждал Эб-нер. - И ведь только когда прочитаешь почти всю Библию, дойдешь до слов, сказанных Павлом: "Безбрачным же говорю: хорошо им оставаться, как я; но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться". И что же означает этот стих, то и дело спрашивал себя в эту ночь Эбнер.

Он ходил по палубе взад-вперед несколько часов, и ночной вахтенный даже пошутил по этому поводу, что, мол, опять начался "миссионерский вальс". Обладая более прагматическим складом ума, тем более посещая Гонолулу, где женщины сами взбирались на борт прибывающих кораблей уже голые и готовые к утехам, моряки давно решили для себя проблему взаимоотношения полов. Поэтому им не понять было терзаний молодого священника.

- Настолько ли глубоко, как заповедано, я люблю Иеру-шу? - вопрошал себя Хейл. Но как только он приходил к мысли о том, что ему стоит немного охладеть к ней, перед его глазами вновь вставали прелести супруги, и он отчаянно восклицал: Нет, никогда! Ведь это - католицизм! - И опять возвращался на круги своего смятения. Вот так всю ночь он и боролся со своим сладким искушением.