Гавайская петля

И с задумчивой грустью признал, что все не так и раньше надо было думать. Судя по всему, его занесло в окрестности вулкана. Найти его в небе было невозможно – джунгли взбирались на гору, скалы висели уступами. Если присмотреться, можно было различить на склонах серые потоки застывшей лавы и участки леса, окруженные этими потоками. А внизу под горой пейзаж был воистину марсианский. Лавовые реки, стекшие с горы, образовали у подножия вздыбленное «озеро». Щетинистые наросты, причудливые горбатые изгибы, а чуть дальше – целая горная композиция из застывшей вулканической лавы. В воздухе пронзительно пахло серой. Местечко действительно было адским. По инерции Туманов подался вперед – надеясь форсировать это несчастье. Пробирался по узким тропкам между «ручьями», но когда пришлось перелезать через гряду, он испытал поистине первобытный страх. Застывшая лава оказалась очень хрупкой, треснула под ногами, и он провалился по колено. Начал выбираться – и провалился еще глубже! Застыл, перевел дыхание, начал медленно вытаскивать ногу, чтобы не пораниться об острые края, похожие на битое стекло. Вылез из западни, облегченно вздохнул и начал отступать, кляня себя за полный географический и биологический кретинизм.

Он сломал свою гордость через колено, спустился пройденной тропой на дорогу. Машин не было. Дорога поворачивала на север и какое-то время не петляла. Теперь он двигался так, чтобы не терять ее из виду, и все же пришлось несколько раз углубиться в чащу, чтобы не маячить на открытом пространстве.

На привале Туманов стянул с себя куртку, чтобы просушить ее. Загремели выстрелы. Мигом оделся, залег за косогором. Выстрелы звучали отнюдь не за горами. Странные лающие звуки, сопровождаемые дребезжащими раскатами, – видимо, стреляли из насквозь проржавевших ружей. Настала тишина – затем еще два выстрела и крики. В голосе крикуна звучала неподдельная радость. Павел заработал руками и пополз на просвет. Жахнуло еще раз… и вдруг лес наполнился рычанием и топотом! Туманов в страхе юркнул за ближайшее дерево, вскинул автомат. Но тому, кто рвался через джунгли, самому было страшно. Тряслись кусты, обрывались лианы, трещали и гнулись молодые деревца. Что-то рычащее, невнятных очертаний, пронеслось через гущу древовидных папоротников, сшибая их, как стебли мятлика, – метрах в пятнадцати от Туманова. И вскоре топот затих. Отпустило. Он перевел дыхание, забросил автомат за спину, стиснул зубами обушок мачете и пополз на свет.

Посреди поляны что-то происходило. Суетилась молодежь – подростки лет шестнадцати-семнадцати, в длинных рубахах, в штанах, подвернутых на коленях. Их было четверо. У двоих за спинами болтались охотничьи ружья. Они возились в высокой траве, оживленно болтали. Павел не мог понять, что они там делают. Потом от группы отделился быстроногий парнишка, побежал к облезлому пикапу, стоящему на краю поляны. Забрался в кабину, завел мотор. Переваливаясь через кочки, грузовичок задом подъехал к группе людей. Паренек спрыгнул с подножки, кинулся помогать своим. Парни подняли толстый шест, к которому ногами была привязана большая, покрытая грязной шерстью свинья, начали перегружать ее в кузов. Двое вскарабкались на борт, приняли конец палки. Последний рывок – туша шмякнулась на настил, охотники радостно завопили.

Не походили эти пацаны на наймитов Крэйга. Простые деревенские парни. Он где-то слышал (возможно, от Кошкина с Ордынкиным) – на островах переизбыток диких свиней. Их расплодилось столько, что они наносят нешуточный вред экологии и природному балансу. Разрыли все джунгли. Местные власти всячески поощряют ликвидацию «лишних» особей. Даже деньги какие-то за них платят – а местной босоте никакие деньги не роскошь.

Парни попрыгали в кузов, грузовичок зафырчал, окутал поляну едким смрадом и запрыгал к дороге. Туманов проводил его глазами, перебежал поляну.

По всему выходило, что он пешком пересек остров с юга на север. Через четверть часа он лежал на вершине обрывавшейся в бездну скалы. Открывался панорамный вид на северную оконечность Патикая. Идиллическая красота распростерлась под Тумановым. Море меняло цвет с пронзительной лазури в прибрежных водах до насыщенного темно-синего вдалеке от острова. Ленивые волны облизывали стекающие в воду скалы, песчаные пляжи, изогнутую косу на северо-западе. Спуск к морю был долгим, порядка двух, а то и трех километров. На пологом участке теснились горки скал, похожих на шлемы английских полицейских, разрозненные островки джунглей, отдельные пальмы, скопления усыпанных белоснежными цветами кустарников. Дорога змеилась между скалами, просматривалось что-то вроде развилки, за ней одна ветвь грунтовки уходила вправо, карабкалась на скалы, обрывающиеся в море, а другая упиралась в крохотный рыбацкий поселок, приютившийся на краю бухты. Кучка жалких лачуг, какие-то сараюшки, причал на высоких сваях, у причала несколько суденышек не самых изящных очертаний. На волнах в паре кабельтовых от берега покачивался баркас, оснащенный треугольным латинским парусом. На палубе суетились крохотные фигурки.