Гавань ветров

— Да. И мы улетели на Северный Аррен, почти все однокрылые. Вэл повел нас на обширную равнину — старое ратное поле, — поднялся на вершину развалившегося укрепления и обратился с призывом держать наш собственный Совет. Там присутствовала четвертая часть всех летателей Гавани Ветров, и мы проголосовали за наложение запрета на Тайос, пусть это и шло вразрез с мнением остальных. Вот почему Катинн прилетел сюда со мной. Мы должны были вместе предупредить Правителя. О решении того Совета ему уже сообщили, но мы с Катинн должны были поставить его в известность о намерении однокрылых. — Она горько усмехнулась. — Он холодно выслушал нас, а потом сказал, что мы и все нам подобные не достойны быть летателями, и он будет только рад, если ни один однокрылый больше не опустится на Тайос. Он обещал показать нам, что думает о нас — о Вэле, обо всех однокрылых. И показал! На закате появились его стражники и отвели нас во двор… — Лицо ее посерело от разом нахлынувших ужасных воспоминаний.

— Ах, С'Релла, — горько вздохнула Марис и взяла подругу за руку. От ее прикосновения С'Релла вздрогнула и вновь зарыдала.

Марис долго не могла уснуть и беспокойно ворочалась в постели. А когда, наконец, задремала, ее преследовали кошмары — бесконечные полеты, которые обрывались в петле. Она очнулась задолго до рассвета и услышала в отдалении тихую музыку. Эван рядом с ней продолжал спать, уткнувшись носом в пуховую подушку. Марис встала, оделась и вышла из спальни.

Бари, уютно свернувшись калачиком, безмятежно посапывала в своем углу. Спала и С'Релла, укрывшись одеялом с головой. Комната Колля была пуста.

Марис пошла туда, откуда доносились едва слышные аккорды. Колль сидел, прислонившись спиной к стене дома, и в мерцающем свете звезд меланхоличные звуки его гитары дрожали в прохладном предрассветном воздухе.

Марис опустилась рядом на сырую землю.

— Слагаешь новую песню? — спросила она.

— Да. — Колль медленно перебирал струны. — Как ты догадалась?

— Я ведь помню, — ответила она. — Когда мы были детьми, ты часто вставал глухой ночью и выходил из дома, чтобы придумать песню, которую хотел сохранить в тайне.

Колль заставил струны жалобно взвизгнуть и положил гитару.

— Значит, старая привычка сильнее меня, — сказал он. — Но что делать: когда у меня в голове звучит музыка, я не могу спать.

— Ты уже закончил?

— Нет. Думаю назвать песню «Падение Тайи». И строки сложились почти все, но мелодия не получается. Я почти слышу ее, хотя все время по-разному. Она звучит мрачно и трагично — медленная скорбная песня вроде баллады об Ароне и Джени. Но мне кажется, что ей следует быть резче, быстрее, как пульс человека, который захлебывается от бешенства, что она должна пылать, жечь, ранить. Как по-твоему, сестрица? Что мне выбрать? Какое чувство вызывает в тебе падение Тайи — скорбь или гнев?

— И гнев и скорбь, — ответила Марис. — Тебе это вряд ли поможет, но так я чувствую. И более того: я чувствую себя виноватой, Колль.

Она рассказала брату про Арилана и его спутников, и о том, ради чего они приезжали. Колль слушал с сочувствием, а когда она кончила, взял ее за руку. Его пальцы затвердели от мозолей, но прикосновение их было нежным и ласковым.

— Я не знал, — сказал он. — С'Релла мне ничего не говорила.

— Вряд ли она знает, — ответила Марис. — Наверно, Вэл не велел Арилану рассказывать о моем отказе. У Вэла-Однокрылого доброе сердце, что бы там о нем ни болтали.

— Ты напрасно себя мучаешь, — сказал Колль. — Если бы ты туда и поехала, это мало что изменило бы. Один голос ничего не решает. Совет разделился бы и при тебе, и Тайю все равно повесили бы. Не терзайся из-за того, что от тебя не зависело.

— Возможно, ты прав, — вздохнула Марис, — но все равно мне следовало хотя бы попытаться. Они бы могли прислушаться ко мне — Доррель и его друзья, летатели Штормтауна, Корина, даже Корм. Они же меня знают, а Вэл не способен тронуть их сердца. Вдруг бы мне удалось сплотить летателей, если бы я вела Совет, как просил Вэл?

— Если бы да кабы! — пробормотал Колль. — Ты понапрасну терзаешься.

— Пожалуй, нора перестать себя жалеть, — решительно сказала Марис. — Я боялась, что опять будет больно, и потому не поехала с Ариланом, когда он меня позвал. Трусость — вот что это было.

— Ты не можешь нести ответственность за всех летателей Гавани Ветров, Марис. Подумай прежде о себе и своих нуждах.

— В прошлой жизни, — Марис улыбнулась, — я думала только о себе и изменяла окружавший мир в лучшую для меня сторону. Нет, я, конечно, уверяла себя, что так будет лучше для всех, но мы-то с тобой знаем, что больше нуждалась в этом я сама. Баррион прав, Колль. Я была по-детски наивна и не думала, к чему все это приведет. Я знала только, что хочу летать. Нет, Колль, мне надо было поехать. Ведь ответственность лежит и на мне. Но меня заботила только моя боль, моя жизнь, в то время как нужно было думать о вещах поважнее. Мои руки обагрены кровью Тайи.

Марис подняла ладонь.

Колль схватил ее и сжал жесткими пальцами.