Гавана, год нуля

Да, я переспала с Леонардо. Надеюсь, ты не составишь обо мне превратного мнения, потому что к любви это не имеет никакого отношения. Любовь и секс — разные вещи, каждая имеет свою область применения, и дело в том, что в тот момент оба мы в чем-то таком нуждались. Нас обоих предали. Понимаешь? С одной стороны, итальянка воспользовалась Леонардо, кормя его обещаниями: переводы, деньги, награды — все, что расчистит ей путь к документу. А приблизившись к цели, она не моргнув глазом порвала договор, и поди теперь узнай, что затевает она у писателя за спиной. С другой стороны — мой любимый Анхель, который, как полагал Лео, связался с Барбарой из-за документа и нескольких банок пива. Такое поведение смахивает на крысятничество. Ввиду такой корысти, вряд ли ему стоит доверять. Ладно, теперь я его знаю, и у меня только два варианта: принять его таким или нет. В этом и заключалась проблема, которая наверняка в свое время была и проблемой Маргариты — она, по всей видимости, довольно долго мирилась с изменами мужа. Для меня это стало полной неожиданностью — узнать, что Анхель ее обманывал. Еще бы, после его-то сказки об идеальном браке, не позволявшем ему понять причины ее ухода. Однако Леонардо знал их обоих довольно давно, и если Лео и в самом деле, как утверждал Анхель, неровно дышал к Маргарите, то вполне естественно, что его это задевало и, следовательно, ничто не останавливало — он запросто мог раскрыть мне на это глаза. Итак, сводя воедино последние новости: Анхель имел обыкновение обманывать свою бывшую жену, был лицом заинтересованным и, кроме всего прочего, у него находится манускрипт Меуччи. Бриллиант чистой воды. Верно?

Той ночью мы с Лео говорили очень долго. Занятия любовью, или сексом, как это ни назови, были всего лишь передышкой — вроде как расстегнуть ремень, который тебе жмет, или вынырнуть на поверхность после пребывания под водой. Я ощутила себя расслабленной, даже, не знаю, очищенной, что ли. Лежать голой в постели Леонардо было так естественно, словно это должно было случиться, словно это был следующий шаг. Мы уже столько часов проговорили, что, откровенно говоря, единственным новшеством в тот момент оказалось отсутствие на нас одежды. Думаю, что, не случись Анхеля, я вполне могла бы полюбить Лео, хотя, понятное дело, ему я об этом не сказала, а сказала только, что он никогда не был мне безразличен, и это было истинной правдой. Леонардо завораживал меня речами и привлекал манерами; а кроме этого, было еще одно, для меня неизбежное: мне страшно нравятся мулаты. Даже если тебе ничего не известно об их скрытых от глаз качествах, после той ночи… Сейчас, когда мы друг другу полностью доверяем, я могу признаться: этот мулат был просто броненосец «Потемкин». Матерь божья, если бы он олицетворял нашу национальную литературу, я могла бы поклясться, что наша словесность отличалась бы великолепным здоровьем. Что касается меня — это просто катастрофа, клянусь. С самых юных лет мой аналитический ум побуждал меня всесторонне исследовать маскулинность: тела мужчин, их повадки, их мании. В университете я даже в шутку занималась их классификацией. Так же, как числа, например, подразделяются на натуральные, целые, рациональные, сложные или действительные, мужчины в моей голове подлежали классификации. Единственное, что их на самом деле объединяет, — они все, абсолютно все, под одеждой голые, и здесь начинался мой поиск общих свойств, которые обеспечивали их принадлежность к одному и тому же множеству. Ключевым элементом оказался член. Члены бывают самыми разными и на любой вкус: большие и бессмысленные, как башня Биг-Бен, или маленькие, мультяшные, как хобот диснеевского слоненка; есть такие, что вздымаются, загибаясь то к небу, то к земле, и те, которые агрессивно нацелены всегда вперед; члены разнообразных политических уклонов: одни склоняются влево, а другие — вправо; есть среди них толстяки, как Санчо Панса, и долговязые жерди, как Дон Кихоты; есть ленивые, и есть гиперактивные, есть исследователи и обыватели, быстрые, что твой Спиди Гонзалес, или неторопливые, как мудрые черепахи. Но мало этого, существуют еще и всевозможные их комбинации: донкихотские биг-бены, крюкообразные черепахи, гиперактивные леваки, ленивые консерваторы, спиди-обыватели, санчо-диснеевские-исследователи. Найдется на любой вкус и на любое разочарование — я очень веселилась, классифицируя их. Обыкновенная профдеформация, не бери в голову: таковы уж мы, математики. Кстати, ты знаешь, почему нет Нобелевской премии по математике? Злые языки болтают, что Альфред Нобель так увлекся изобретением динамита, что его жена нашла себе математика, обеспечившего ей «взрывы» в постели. Стерпеть чего оскорбленный муж никак не мог, и в результате наша наука осталась без премии. Вывод: если бы один математик удержался от соблазна залезть в чужую постель, у нас тоже была бы премия. А если б удержалась я, то могла бы отвести от себя неприятности иного рода, но теперь уже поздно.