Когда они с Маргаритой решили пожениться, она уже не разговаривала с отцом, но как-никак планировалась свадьба, так что она решила приити к нему с этой новостью и слегка сгладить углы. Похоже, после долгого разговора, когда стало казаться, что все мало-помалу налаживается, Эвклид спросил ее о семейной реликвии. Он знал, что его дочь — наследница этой реликвии, частью которой является документ итальянца, изобретателя телефона. Дело было в том, что Эвклида с давних пор интересовал этот документ, но пока он был женат на матери Маргариты, та ни разу не пожелала эту бумагу ему показать.
— Знаешь, что тогда придумал Эвклид? — спросил меня Анхель. — Не нашел ничего лучше, как предложить Маргарите продать ему этот документ. Она собиралась замуж, деньги ей были нужны, а он только что получил гонорар за статью, опубликованную в одном научном журнале в Колумбии. Для Маргариты это стало холодным душем — ведром ледяной воды на голову в три часа ночи зимой — и она снова послала его ко всем чертям, как всегда. Ясное дело, «всегда» — слово слишком долгое, добавил Анхель, потому что сердце у Маргариты было огромное, и через какое-то время она захотела с отцом помириться. Она с ним встретилась, потом он зашел ее навестить, и в одно из этих свиданий ему удалось заполучить этот документ.
— Он выкрал документ, Хулия, выкрал у нее эту реликвию, а она даже не заметила, понимаешь?
Это ему сказала Маргарита, рыдая в Сан-Паулу, и именно поэтому Анхель хотел получить документ обратно, потому что все это представлялось ему в высшей степени несправедливым — никто не имеет права красть жизнь у другого.
— Посмотри сюда, — произнес он, роясь в бумагах, лежавших в обувной коробке, — здесь только часть ее жизни: некоторые фотографии, школьные документы. Взгляни на это, — повторил он, вынимая из коробки вырванную из какого-то журнала страницу. — Она сохранила ее как доказательство оскорбления — это статья, опубликованная Эвклидом в Колумбии, та самая, за которую он получил гонорар, которым думал расплатиться за документ итальянца.
Я взяла в руки журнальную страницу, увидела цветную печать, заголовок статьи, имя друга моего Эвклида, набранное большими буквами, начала читать — и тут весь мир остановился. Да, планета Земля вдруг прекратила вращаться, и я почувствовала, что меня с ног до головы охватывает пламя, языками обвиваясь вокруг тела, пока я быстро, просто с невероятной скоростью, пробегала по строчкам: мне не требовалось зрение, с первых же строк я могла с закрытыми глазами повторить все постулаты статьи, подписанной именем Эвклида. Содержание этой статьи, мысли, изложенные именитым кубинским профессором, вся свежесть его аргументации, все математические доказательства, весь его небольшой вклад в универсальное научное знание, сама идея, разработанная столь тщательно, — все это была моя дипломная работа. Да, это было краткое изложение моего университетского дипломного проекта, стоившего мне стольких бессонных ночей, удостоенного похвал и поздравлений; проекта, за который мне присвоили степень магистра математики и который я нигде не публиковала — у меня осталась только кипа исписанных листов бумаги в ящике стола, у меня дома. Эвклид украл мой ум. А мой ум — это моя жизнь.
Понимаешь? Я мыслю, следовательно, я существую, а все остальное — к чертям собачьим.
10
Очень хорошо помню, что той ночью я почти не спала. Закрою глаза — слышу, как рядом похрапывает Анхель, а перед моим мысленным взором встает Эвклид. Его внимательное лицо, когда он слушает мои рассуждения и выкладки, его улыбка в «Лас-Каньитас», его рука, взявшая мою, чтобы запечатлеть на ней поцелуй, а потом его лицо укрупняется, губы ищут мои губы, его взгляды, его комплименты моему уму, его вопросы, его обнаженное тело. Везде, везде Эвклид — мой уважаемый профессор, мой любовник, мой близкий друг. Эвклид, обманщик, который наверняка спокойно дрыхнет сейчас в своей постели, пока я тут кручусь с боку на бок, прислушиваясь к храпу своего ангела. Эвклид, вор, обыкновенный вор, жалкий ворюга, и в этот момент меня совершенно не волновала достойная мыльной оперы драма отца и дочери, неверного мужа, обманутой жены, их детей, встающих на ту или иную сторону, развод, депрессии, слезы — все это было в моих глазах образцом благопристойности в сравнении с другим: он похитил мои идеи, он предал меня, опубликовав под своим именем то, что ему не принадлежит, он на мне заработал. Понимаешь меня? Стоит мне об этом вспомнить, как вспыхивает ярость. Короче, уснуть я не могла. Встала, налила себе стакан воды и вышла на балкон гостиной, откуда открывался вид на улицу, которая мне безумно нравится. Нужно было подумать.