Гавана, год нуля

Ну и вот, как подруга, я вполне могу ей позвонить, но только уже после того, как Леонардо распишет ей, какая я в этом деле важная птица. И мы можем быть уверены, что начиная с того момента Барбара захочет быть не то что моей подругой, а прямо-таки сестрой. И, принимая во внимание гипнотическое воздействие речей писателя, она начнет постепенно отдаляться от Анхеля и сближаться со мной. А я, подобно гамельнскому дудочнику, медленно поведу ее за собой к моему профессору. Это был, несомненно, великолепный план, который к тому же мог оказаться еще и забавным. Самым трудным в нем было то, что параллельно мне еще предстояло отыскать манускрипт Меуччи в квартире Анхеля. Сначала я подумала, что это будет непросто, ведь если в случае Эвклида радиус поисков ограничен его комнатой, то по новому сценарию мне предстояло обыскать целую квартиру, и немаленькую. С другой стороны, в этом случае у меня было преимущество: возлюбленный мой живет один, он довольно ленив, и, в конце концов, я просто могу предложить ему свою помощь в генеральной уборке. Конечно, прежде чем дойти до этого пункта, предстояло разобраться еще с одним небольшим обстоятельством.

Я была или, вернее сказать, мы с Лео были практически уверены в том, что Барбара уже успела рассказать Анхелю о моем визите в его отсутствие. Она ведь считала нас просто друзьями, так что у нее не было никакого резона скрывать от него мой визит. Мы не знали, рассказала ли она ему о своих собственных признаниях в режиме «женщина — женщине», но это, в общем-то, не так уж и важно. Анхель все равно знает, что мы с Барбарой пересеклись в его квартире и что я ушла, не дождавшись его, так что в любом случае он подозревает, что ситуация не выглядела для меня естественной, и более того — мне она явно не понравилась. Так? А поскольку он чувствует за собой вину, то его волнует, что я об этом подумала. В общем, этого было вполне достаточно, чтобы между нами возникло некое напряжение. Если мы все верно просчитали, то моей позицией должна стать позиция разобиженной любовницы, которая совершенно не обязана давать отчет о причинах своего недовольства. Так что при следующей нашей встрече мне всего лишь нужно выглядеть оскорбленной женщиной, выслушивая его объяснения и стараясь понять, до каких пределов он способен дойти. Если он не признается, то горькая моя обида будет объясняться ревностью к итальянке. А если он, наоборот, признается, причиной обиды станет его ветреность. В любом случае я его в конце концов прощу, это неизбежно: во-первых, потому что я хочу оставить его себе, а во-вторых, потому, что мне нужно вернуться в его дом, чтобы найти документ. Элементарно, Ватсон, просто элементарно.