Он трогает дверь, обнаруживает, что та заперта, вскрывает замок карманным ножом, складывает нож и проходит на просторную кухню. В углу сидят два кубинца, курят и разговаривают о любви. Один из них видит его, пытается встать, но остается на месте, услышав щелчок взведенного курка. Вид дула заставляет его съежиться; он может быть храбрецом или трусом, но понимает, что тут пахнет убийством, и не хочет иметь к этому никакого отношения.
Посетители кафе сидят за столиками и жарко спорят о политике, женщинах, фильмах или спорте. Официант смотрит на Эрла, удивляется тому, что незнакомый norteamericano в мятом костюме без галстука целенаправленно выходит из двери, для norteamericanos явно не предназначенной, но видит тупое дуло pistola, понимает, что не может помешать неизбежному, и начинает спасать свою шкуру – иными словами, быстро ложится на землю и жестом предлагает коллеге сделать то же самое. При приближении Эрла люди молча опускаются на пол, словно он черный демон смерти или рядом с ним идет Одудуа. Это верно: она действительно находится совсем рядом.
Эрл продвигается дальше. Они сидят к нему спиной и смотрят на улицу. Он идет молча, не обращая внимания на тех, кто сидит на тротуаре. Оказавшись достаточно близко, он поднимает револьвер и…
Все происходит очень быстро.
Револьвер поднимается, и ни Латавистада, ни Фрэнки его не видят, хотя дистанция всего десять футов. Но кое-кто видит. Сидящий за соседним столиком индеец случайно поднимает взгляд. Он так же быстр и агрессивен, как Эрл, а его рефлексы еще быстрее. Он вскакивает с места, кричит «Arma! Arma! Arma!»[58], выхватывает из висящей на поясе кобуры автоматический пистолет и в припадке слепого, безумного героизма становится между Эрлом и его мишенями. И конечно, Эрлу приходится убить сначала его. Тяжелый кольт вздрагивает в его ладони, старый порох ярко вспыхивает в ночи, и Эрл посылает огромную шестнадцатиграммовую пулю в грудь индейца. В воздух летят куски легкого и сгустки крови. Душа испаряется из тела человека, как будто он воздушный шар, наполненный жидкостью, которую удар пули превратил в аэрозоль. Но кости не задеты, и, хотя рана смертельна, индеец не забывает о своей службе. Он направляет пистолет на Эрла, и Свэггер дважды подряд нажимает на спусковой крючок. Последняя пуля попадает в позвоночник. Мертвый индеец падает навзничь; посуда, стоящая перед Фрэнки, с грохотом летит на пол. Вся сцена занимает лишь секунду, но этого достаточно, чтобы оцепеневшие Фрэнки и Латавистада очнулись от шока, упали на пол, перекатились, схватили оружие и открыли огонь.
Они не целятся. Все происходит слишком близко и быстро, чтобы целиться, – именно поэтому во время перестрелки выстрелов бывает куда больше, чем попаданий. Такова человеческая природа – стрелять, стрелять и терять рассудок от грохота. Именно об этом пишут в книгах: во время рукопашных схваток в кровь выделяется столько адреналина, что обезумевший палец сам жмет на крючок и стреляющий чаще всего промахивается. Звуки выстрелов сливаются в один, столь громкий, что эхо летает взад и вперед по узкой Санха. Фрэнки выхватывает сорок пятый калибр (его автоматический «стар» отлетел в сторону) и палит в белый свет (точнее, в ночь) как в копеечку. Латавистада стреляет тоже, чуть более метко. Капитан ранит находящихся за спиной Эрла мужчину и женщину – первого в руку, вторую в колено, но это не имеет значения; он не может остановиться.
Некоторые пули летят на улицу, попадая в окна или машины. Машина виляет, выезжает на тротуар и наконец врезается в стену дома Эсмеральды. Люди, освещенные оранжевым, спасаются бегством, но сражающиеся этого не замечают: все, у кого нет оружия, кажутся им бесплотными и безвредными, как призраки.
Эрл отступает к низкой стене, отделяющей кафе от улицы, и делает еще три выстрела, на сей раз направленных наугад. Он стреляет на ходу, зная, что в движущуюся цель попасть труднее, особенно людям, которые бабахают наобум. Все стреляют, повинуясь инстинкту. К несчастью, Эрл тоже промахивается, потому что такова особенность перестрелки: от переизбытка гормонов глаза лезут на лоб, сердце колотится, мускулы напрягаются, но теряют гибкость, и человек сходит с ума от страха, грохота или боли. Эрл добирается до стены и перепрыгивает ее.
И тут дает себя знать главный недостаток классического несамовзводного револьвера на шесть патронов. На перезарядку требуется добрых тридцать секунд, во время которых каждый из его противников может подойти и выстрелить в упор. Но у Фрэнки и Латавистады тоже кончаются патроны. Наступает короткий перерыв, во время которого не слышно ни звука, если не считать шарканья подошв по булыжной мостовой, жестяного звона падающих на пол стреляных гильз, щелканья вращающегося барабана, скрежета обойм и скрипа металла о металл.
Затем почти одновременно снова начинается стрельба.