Гавана

Кто-то пристроился рядом. Конечно, это был русский.

– Мы поплывем во Флориду, на северо-северо-восток. Как я сказал, во второй половине дня будем на месте. Путешествие недолгое. Ки-Уэст, и вы дома. Что вы будете там делать?

– Ничего. Сяду на автобус и поеду к себе на ферму. Буду жить с женой и сыном. И работать.

– Больше не связывайтесь с этими парнями и с их делами. Там все хитрят, никто никому не верит и роет другому яму. Это будет для вас смертью. Можете не сомневаться.

– Не волнуйтесь, этот урок я запомню надолго. Сигарету?

– Да, спасибо.

Свэггер щелкнул по донышку и протянул пачку русскому. Тот взял сигарету. Эрл вынул зажигалку «Зиппо», оставшуюся на память о службе в морской пехоте, наклонился и прикрыл пламя ладонями. Русский втянул в себя воздух, пламя вспыхнуло, и кончик сигареты засветился красным.

– Знаете, – с наслаждением затянувшись, сказал Спешнев, – у вас, американцев, замечательные сигареты. Английские по сравнению с ними дерьмо. Французам тоже не мешало бы поучиться у вас, но табак у них неплохой. Кубинцы – мастера по части сигар, а американцы…

Тут он увидел, что американец его не слушает.

Эрл мрачно смотрел на сушу, раскинувшуюся за спиной Спешнева.

Русский обернулся, но не увидел ничего, кроме темной стены и ярко освещенной набережной Малекон. Здешние рестораны и бары работали круглосуточно, взад и вперед сновало множество машин.

– Что случилось? – спросил он.

– Я обошел пешком всю Гавану, – ответил Эрл. – Мы только что миновали улицу Манрике, которая пересекает Санха у театра «Шанхай».

– И?..

– И увидел «леденец».

– Что?

– Проблесковый маячок. Мигающий красным. По улице Манрике в сторону Санха ехала машина. Должно быть, за ней. Тут всего несколько кварталов.

– За ней? О ком вы говорите?

– За Эсмеральдой. Полицейская машина.

– Ах да, та проститутка.

– Да.

– Полицейские машины прочесывают Чайнатаун днем и ночью. Патрульная служба.

– На этом судне есть антенна. Необычная антенна. С ее помощью можно подслушать разговоры по радио?

– Свэггер, я…

– Вы знаете, что это правда. Если так, то вы можете прослушать частоты, на которых работает гаванская полиция.

Русский бросил на него подозрительный взгляд.

– Ради бога, во что вы ввязываетесь? Вам-то какая разница? Теперь все позади. Вы плывете в Америку. Орлов высадит меня в Мексике, а оттуда я отправлюсь домой. Наши приключения на Кубе закончились.

– Мистер Вермольдт, пожалуйста. Пусть этот молодой офицер включит свою аппаратуру. В такой поздний час болтают все. Я знаю это, потому что болтал сам. Расскажете мне, что вы услышите. Расскажете мне, что происходит.

– Свэггер, вы просто чокнутый.

– Мистер Вермольдт, это важно. Пожалуйста.

Русский устало поднялся. Свэггер услышал обрывки спора, потом молодой офицер передал штурвал помощнику и исчез внизу. Русский пошел за ним.

Эрл курил одну сигарету за другой, сидел на носу корабля и смотрел на темный горизонт. Его обдавало брызгами, но он не обращал на это внимания. Что делать?

И тут появился русский.

– Ну, дело сделано. Что вы хотите знать?

– Все. Она помогла мне, хотя и не должна была. Я знал, что не имею права обращаться к ней.

– Каждый делает то, что может.

– Что случилось?

– Была облава. История неприятная.

– Она умерла?

– Ее застрелили.

– О боже… – сказал Эрл.

– В конце концов.

Эрл подождал секунду-другую, но выбора у него не было, поэтому он задал следующий вопрос:

– В конце концов? Что это значит?

– После того, как несчастная долго кричала во всю мочь.

– Что вы хотите этим сказать?

– Он вырезал ей глаза. Офицер тайной полиции по прозвищу Ojos Bellos, Прекрасные Глаза. И его американский прихвостень. Она с криком бегала по Санха, и американец застрелил ее. Она до сих пор лежит на улице.

Эрлу показалось, что он получил удар под ложечку. Спустя несколько секунд острая боль сменилась яростным гневом, от которого перед глазами поплыли красные круги. А затем они исчезли.

– Поворачивайте.

– Свэггер, вы дурак.

Эрл отвернулся и крикнул молодому офицеру:

– Черт побери, поверните это корыто! У меня дело!

Он говорил командным тоном, холодным, властным и непререкаемым.

– Свэггер, – сказал русский, – я служу народу, а не отдельным личностям. Она была личностью. Как ни печально, но то, что происходит с отдельными личностями, не имеет значения.

– Ее убили из-за меня.

– Она была проституткой. Гавана – город проституток. Сегодня ночью – впрочем, как и каждую ночь – пять тысяч проституток ублажили двадцать тысяч мужчин. Пятьдесят проституток избили, потому что мужчины бьют проституток. Одна из пятидесяти умерла. Таков наш мир. Что значит смерть одной проститутки? Она не имеет никакого отношения к силам, которые управляют историей и политическим прогрессом. Не имеет никакого отношения к нашим странам. Не имеет никакого отношения к…

– Мистер, трахал я это дерьмо. У вас есть пистолет?

– О боже, Свэггер… Это невероятно. Неужели вы с голыми руками броситесь на людей, которые вас ждут?

– Откуда вы знаете?