Гавана

Танки, которые он даже не желал считать таковыми, были американские «Шерманы М-4», безнадежно устаревшие еще десять лет назад и переданные кубинской армии для защиты острова от угрозы вторжения со стороны, скажем, Гаити. Машины, гремя гусеницами, катились по Ла-Рампа и затем поворачивали на Двадцать третью авеню, ведущую в Ведадо, где в двух кварталах отсюда все еще бушевало сражение.

– Сколько же времени им потребовалось, чтобы добраться сюда! – продолжал Спешнев свой напыщенный монолог. – О боже, насколько же ваш народ медлителен. Это испанская болезнь. Сиеста, сиеста, всегда сиеста. Это ваше проклятие. Просто-таки омерзительно.

Появление танков знаменовало завершающую стадию сражения. Взвод элитного штурмового подразделения Батисты уже несколько часов назад попытался взять дом приступом, но шквальный автоматный огонь вывел из строя половину атакующих и заставил остальных отойти назад. Дом долбили из пулеметов – от их грохота во всем городе сотрясались оконные стекла, – и, когда командир подразделения решил, что все находившиеся в здании мертвы и сопротивления можно не опасаться, он послал туда две группы asaltos[37]. Половина из них погибла, половина поспешно отступила.

После этого они выжидали в укрытии и постреливали, выжидали и постреливали, и так продолжалось много часов, пока наконец-то не прибыли танки. Но теперь они уже на месте. Скоро заварушка должна закончиться.

– А вам не кажется, что это немного опасно? – спросил Кастро.

Время от времени в воздухе посвистывали рикошетирующие пули, выпущенные то ли атакующей, то ли обороняющейся стороной, да раздавались глухие удары при попадании в стены. Народ в большинстве попрятался в разные укрытия, однако Спешнев оставался за столиком, словно это был самый обычный, спокойный, не слишком жаркий летний день. Он сидел и не спеша пил свой обычный, очень сладкий кофе. Официант бегал быстро-быстро, низко пригибаясь к земле, словно краб, и держал кофейник над головой, но все же продолжал героически исполнять свои обязанности.

– Нет, – ответил Спешнев, – это не немного опасно. Это, если говорить серьезно, очень опасно. Никто не может предугадать, по какому причудливому пути отправится следующая пуля, или кусок шрапнели, или взрывная волна. Поэтому мы можем умереть в любой момент. Официант! Еще кофе, пожалуйста, pronto[38].

– Sí, señor, – кротко ответили из помещения.

– Тогда зачем мы сидим здесь? Вы решили проверить мою храбрость? Хотите выставить меня трусом? Я не трус, однако не вижу никакого смысла в бесцельном и бесполезном риске просто ради похвальбы.

– Что ж, тогда позволь мне объяснить. Все происходящее совсем рядом с нами – это весьма поучительный урок для молодого человека, желающего овладеть той профессией, к которой ты проявляешь такой интерес. Это для тебя гораздо полезнее, чем твоя кошмарная игра в шахматы, в которой ты не только не показываешь никакого прогресса, но даже стал играть хуже, чем прежде.

– Я играю в пинг-понг. А вы играете в пинг-понг?

– Конечно, нет, – усмехнулся Спешнев. – Идиотская игра.

– Это увлекательная игра, она требует быстроты реакции и…

– Вижу, ты пытаешься сменить тему. Лучше заткнись, слушай и старайся учиться. Какая мораль у этого дня?

– Не лезть против танков с пулеметами?

– Это относится к любому дню. Нет, именно этого дня.

– Я полагаю…

Мир обрушился со страшным грохотом, который раскатился еще более оглушительным эхом.

Это выпалило семидесятипятимиллиметровое орудие «шермана». В первое мгновение показалось, что этот гром вобрал в себя всю атмосферу планеты, и все оказавшиеся в радиусе ударной волны содрогнулись – а особенно молодой Кастро, от такой резкой боли, будто ему в уши вонзились две острые иглы.

– О-о-о боже! – воскликнул он.

– Да, – ответил Спешнев. – Война – громкое дело. Сражения ужасны. Это не для…

Но его слова заглушил второй столь же громкий разрыв, а затем ощущение спокойной беседы в кафе полностью испарилось: орудия начали стрелять подряд, залпы слились в протяжный, оглушительно рокочущий гром. Снаряды «шерманов» разносили в крошку еще недавно такое красивое здание. В воздухе висели пыль и дым; сотрясения от каждого взрыва как будто усиливались с каждым следующим выстрелом. Канонада продолжалась примерно три минуты. Кастро заткнул уши пальцами и уткнулся лицом в стол, пытаясь защититься от пыли. Агент, внешне совершенно невозмутимый, продолжал потягивать маленькими глотками крепчайший кофе.

Наконец стрельба прекратилась.

– Мать моя! – воскликнул Кастро. – Это было что-то!

– Действительно, но сейчас давай вернемся к нашей теме.

– Как мне кажется, урок заключается в том, что он нанес удар слишком рано.

– А-а! – протянул Спешнев. – Наконец-то ты сказал нечто такое, что производит впечатление. Небольшое, но все же производит. Да, слишком рано и без детальной проработки, без альтернативного плана, без обеспечения алиби, вообще без всего.

– Но ведь его же обошли. Его людей захватили, наверняка подвергли пыткам, и они его выдали. Что тут можно было сделать?