Гавани Луны

Я пожал плечами, и, зная, что до рассвета осталось каких-то полчаса и ложиться спать не имеет никакого смысла, – предстояло выпроваживать старых, поить, развлекать, и принимать новых гостей, – выпил прямо из горлышка. Подержал во рту напиток и понял, что это коньяк. Это значило, что скоро начнет болеть голова. Я глотнул еще. Боль в голове не дает мне напиться, поэтому, если нужно пить много и долго, я предпочитаю коньяк. Рина глянула на меня с досадой.

Не пей, – приказала она.

Почему? – сказал я.

Выпив, ты становишься мерзким, тошнотворно пассивным, скучным мудаком, – сказала она.

Проще говоря, не впадаю в истерики, как ты, – сказал я.

Пусть даже так, будь ты проклят! – ударила она кулаком по окну.

Рина, – сказал я.

Я не собираюсь трахать тебя сейчас, – сказал я.

Не очень-то и хотелось, – сказала она.

Но мы знали, что хотелось. Рину задело, что я оказался не так слеп, как обычно, и она завелась.

Всю эту историю про духов я рассказала тебя, чтобы объяснить, почему мы до сих пор вместе, – сказала она зло, и я почувствовал запах гнили и тины, исходящий из ее рта, запах сетей, пролежавших на дне омута годы.

Считай, что я ее не понял, – сказал я.

Ну так я растолкую тебе ее до конца, – сказала она.

Считай, что я дух, милый, – сказала она.

Хорошее тело он себе выбрал, – сказал я, улыбнувшись, и снова выпил, назло.

Твоё, – сказала она.

Я говорю о твоем теле, милый, – сказала она.

Только тогда я, наконец, понял.

25

Следующую неделю мы с Риной провели в аду, который она устроила заботливо и продуманно, как комендант концентрационного лагеря – помещения для культурного отдыха служащих. Занавески, патефон, продуктовые наборы, дощатые полы и площадка для танцев с девушками из обслуживающего персонала. Жена моего деда, женщина, которую он взял после того, как моя бабка – урожденная польская дворянка, умерла от алкоголизма, – пережила концентрационный лагерь. Я часто спрашивал ее, как оно там было, в Равенсбрюке. Ну, до тех пор, пока не повзрослел и не понял, что ад это всегда обыденность. Она мне и отвечала:

Там было Обычно.

Так вот, Рина не устраивала ничего необычного. Она просто прибавила оборотов к тому ежедневному верчению круга, на котором возникали, – словно сырые глиняные горшки, – демоны нашего городка и нашего союза, пропахшего гнилой менструальной кровью. Мне казалось в ту неделю, что моя жена – ловкая буддийская обезьянка, взобравшаяся на шест мироздания, и крутящая на нем это самое гончарное колесо. На нем появлялись и лопались наши гнев и недоумение, ненависть и подозрительность, мириады миражей, которые мы с Риной пережили и, сохранив, пустили жить в нашу спальню. Некоторые из них прятались под кроватью, там, где сейчас собралась лужица крови. Кровать все сочилась ей – до тех пор даже, пока я не покинул дом, а ведь произошло это спустя неделю после описываемых мной событий. Только тогда я понял, что кровать и кровь, капающая из нее – сколько ни меняй простыни и матрацы – не фокус и не законы физики. И не упущенные детали. Это проклятие. Точно такое же, каким стала для меня невыносимая Рина в ту неделю, когда мы ждали Юлю.

А мы ждали ее оба, и знали это.

Мы были как два вампира, битых, израненных, каждый из которых мечтал о юной невесте в белом платье из фильма о Дракуле. Каждый жаждал спасти себя новизной, чистотой. Каждый жаждал урвать этот сладкий кусок себе, и не поделиться. Мне представлялось, что веснушки на ее коже – а я знал, что они есть, потому что нашел тайком от Рины фото Юли в социальных сетях, и уверен, что моя жена поступила также, – станут той пемзой, что сотрет с моей кожи серый ужас прожитой с Риной жизни. Я был словно граф Дракула, который, стоя во фраке на краю своих печальных владений, ожидает появления юной прекрасной девушки, которая снимет чары. Дарует покой. Капнет прохладной родниковой водой прямо на лоб, и кожа моя зашипит, и я рассыплюсь в прах, и ядовитый дым от моих костей не достигнет обоняния моей возлюбленной, а душа полетит прямо к богу. О, «Дракула» Стокера. Паршивый дешевенький ужастик, он, тем не менее, отразил полную сущность страдающего одиночества вампира.

Это я вам как бывший муж кровопийцы говорю.

Первое, что сделала Рина, когда отправила гостей обратно на следующий день после вечеринки с купанием – весть о ней разнеслась по всему городу, – навела справки о Юле. Ничего особенного.

Ничего особенного! – ввалилась она, торжествуя, в мой маленький спортивный зал, где я безуспешно пытался выбраться из под ста пятидесяти килограмм железа.

О чем ты, – просипел я, хоть прекрасно понимал, о чем она.

Ох, да прекрати ты позориться с этими железяками, милый, – сказала она, разозлившись.

Моя жена моментально брала подачу. Я с трудом выжал вес, и бросил штангу на подпорки. Сел на скамье. Невольно потрогал плечи. После того, как я начал следить за собой, несколько женщин сделали мне комплименты. Я не счел нужным скрывать этого от своей жены. Иногда и жертве хочется увидеть боль, скопившуюся на ресницах своего мучителя.

Ничего особенного! – повторила она насмешливо.

И все же, я не… – начал было я.