"Назар, теперь он и близко ко мне не подойдет, когда узнает, что произошло…"
Понимание этого, именно того, что Назар станет его презирать, стало последней каплей в произошедшем. Алеша не смог сдержаться и разрыдался в голос, борясь с душащими его слезами и утыкаясь лицом в подушку.
— Опять истерика.
Медбрат, видя рыдающего в подушку пациента, стал набирать в шприц снотворное.
Гавр больше не приезжал в свой коттедж. Он жил в квартире родителей на Тверской, ему было так удобнее, ближе до работы. Да и не хотел он туда ехать, пока там выздоравливала эта порванная проститутка. Мысль об этом его не оставляла. Все это его порядком достало.
Когда прошло уже достаточно времени для выдворения этого педика из его дома, он попросил подготовить отчет по его здоровью доктора, который его лечил.
Доктор приехал в офис Гавра и, сев напротив него в кресло, протянул отчет. Гавр отмахнулся от папки.
— Мне эти анализы не нужны. Вы мне скажите, он поправился? Его можно домой отправить?
— Физически да…
— А что еще может быть?
— Эмоционально… он в очень плохом состоянии, хотя и держится. То есть парень хочет поправиться, но его психика… ему тяжело… с ним что-то не так, — доктор замолчал, а потом, смотря в глаза Гавра, произнес, — этот парень точно работал до этого проституткой?
— Конечно. А почему вы спрашиваете?
— Так ведут себя жертвы изнасилования…
— Спасибо, док, за ваши наблюдения. Но это лишнее. Все было по доброй воле. Так когда он поправится?
— Физически он здоров.
— Спасибо, — Гавр, достав из ящика стола конверт, положил его на стол.
Доктор взял конверт, ощущая его приятную припухлость, и убрал во внутренний карман пиджака.
Попрощавшись, он вышел из кабинета.
Гавр в задумчивости сидел за столом. Это он только сделал вид, что слова доктора его не задели, но на самом деле они оставили отголосок внутри него. Он был слишком умен, он никогда не упускал мелочей, он все видел и все анализировал. И с этим Лексом все было не так просто, как это видел Вениамин. Гавр это знал, вот только он не хотел в это вникать. Но сейчас он не хотел узнать из прессы о самоубийстве работника своего клуба, а потом еще и принимать у себя в кабинете ментов с расспросами об этом Лексе. А то, что Лекс мог решиться на такой шаг, после рассказа доктора Гавр осознавал. Так вот, ему все эти проблемы были не нужны. Он предвидел любые ситуации на десять ходов вперед.
Гавр еще с полчаса посидел в задумчивости, затем набрал телефон Вениамина и дал ему задание разузнать, как Лекс попал на эту вечеринку. Сначала Вениамин опять тупил и не въезжал в суть проблемы, но потом его мозг заработал и он доехал до того, что от него хочет босс.
Гена в приподнятом настроении возвращался из клуба, ощущая во внутреннем кармане купюры, которые приятно грели его сознание. Чаевые сегодня были большие, да и не удивительно. Ведь когда на его смене работал Леха, ему, Генке, чаевых вообще не доставалось, зато теперь, пока Лехи нет, ему нормально перепадало от клиентов. Кстати, Лехи не было уже скоро как месяц, но Гену это не особо беспокоило, так как им сказали, что Лекс взял на Новый год заработанные им отгулы и выйдет на работу после окончания всех праздников. Это Генку тоже дико взбесило. Вот он все новогодние праздники пахал, как раб, а этот Леха, взяв отгулы, где-то прохлаждался, отдыхая или катаясь на своих лошадках.
Около Гены затормозила машина, и голос, который он сразу узнал, приказал ему сесть внутрь нее.
Гена подчинился словам Вениамина, он боялся его и никогда ему не противоречил.
Машина тронулась. Вениамин молчал, Гена тоже, сидя рядом с ним и практически не дыша.
Когда машина остановилась, его грубо вытащили из нее, и сразу он ощутил удары.
Били его долго…
Генка уже и не понимал, где он и что с ним, была лишь боль…
— Говори. Говори, мать твою.
Гена разлепил глаза и опять услышал этот вопрос, сотрясаясь от боли и захлебываясь рыданиями.
— Что? — прошептал он, так и не поняв, что он должен говорить.
— Почему Лекс поехал на эту вечеринку перед Новым годом?
— Я сказал, что у меня мама болеет, он согласился меня заменить, — Гене было так больно, что он и не осознавал, что говорит, боль затмила все, он был готов говорить этим людям все, что он знает, только бы эта боль прекратилась.
— Лекс не знал, что там будет?
— Нет… не знал… я не сказал… я сказал, что моя мама болеет… попросил его поехать…
— Он не знал, что там трахать будут во все щели?
— Нет… я не сказал…
После этих слов Генка почувствовал, как его отпустили, он упал лицом в снег. Потом он слышал хлопки дверей и шум отъезжающих машин.
Холод привел его в чувство, он чувствовал холодный снег на лице и холод, пробравшийся под одежду.
Гена медленно встал, его шатало, из носа шла кровь, но в целом он ощущал себя вполне способным идти.