Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...

Он хотел было воспеть любимую в стихах, но в письме И. И. Дмитриеву признался: «Я… или чувствуя чрезмерно мою горесть, не могу привесть в порядок моих мыслей, или, как окаменелый, ничего и мыслить не в состоянии бываю». Получилось сбивчивое, нервное стихотворение — плач:

О домовитая ласточка!
О милосизая птичка!
Грудь красно-бела, косаточка,
Летняя гостья, певичка!
Ты часто по кровлям щебечешь,
Над гнёздышком сидя, поёшь;
Крылышками движешь, трепещешь,
Колокольчиком в горлышке бьёшь.

Через два года Державин снова вернулся к этому стихотворению и к последней строфе прибавил заключительные строчки:

Душа моя! Гостья ты мира!
Не ты ли перната сия? —
Воспой же бессмертие, лира!
Восстану, восстану и я;
Восстану — и в бездне эфира
Увижу ль тебя я, Пленира?

Друг Капнист тоже оплакивал Плениру. Но к стихотворению «Ласточка» у него нашлось немало претензий. Он посоветовал Державину превратить стихотворение в привычный четырёхстопный ямб и даже набросал «правильный» вариант «Ласточки». Но Державин на этот раз проявил непреклонность, предпочтя разболтанный стих.

Вместе с Пленирой умерла половина души поэта… Но недолго Державин метался в одиночестве, чем вызвал кривотолки и осуждение некоторых старинных знакомых. Строгие друзья в своём кругу журили Державина за быструю повторную женитьбу: «Ты утешаешь его стихами о потере Катер<ины> Яков<левны>, несравненной сея жены: потому что он говорит, я не хочу учиться… и для того Дарья Алексеевна хочет иттить за него замуж. Ну-ка, кто скажи, что действительнее?» — писал Львов Капнисту. Те, кто глубоко понимал Державина, ощущали, что это не предательство, что в одиночестве поэт просто не выживет, а память о Катерине Яковлевне осталась с ним навсегда.

Вроде бы это выглядит и впрямь некрасиво: через год после смерти любимой Плениры он — 52-летний вдовец — женился на давней своей знакомой Дарье Алексеевне Дьяковой, двадцати восьми лет от роду.

Державин давно приметил, что Дарья Алексеевна поглядывает на него с особым интересом. Она ещё при жизни Плениры простодушно признавалась, что лучшего жениха себе бы и не желала. Покойная Катерина Яковлевна к Дарье Дьяковой относилась дружески — и это тоже повлияло на выбор Державина. Опытный сердцеед сразу почувствовал, что с Дашей они уживутся. Но в декабре 1794 года, когда Державин сделал ей предложение, будущая муза продемонстрировала суховатую практичность: в первую очередь попросила у жениха расходные книги и две недели их изучала. Только убедившись в том, что Державин далеко не банкрот, ответила согласием. Вот такая любовь в доромантическую эпоху.

Сам поэт в «Записках» признался откровенно: «Не могши быть спокойным о домашних недостатках и по службе неприятностях, чтоб от скуки не уклониться в какой разврат, женился он генваря 31-го дня 1795 года на другой жене, девице Дарье Алексеевне Дьяковой». К тому же он породнился со Львовым и Капнистом — ведь Дарья была их свояченицей. Державин видел, что семейная жизнь его друзей сложилась счастливо, и потому испытывал доверие к семейству Дьяковых. Отныне они все трое были женаты на сёстрах.

Отец Дарьи Алексеевны, Алексей Афанасьевич Дьяков, сенатский прокурор и статский советник, был фигурой примечательной. Знал четыре языка, много читал по-русски и по-французски — особенно любил описания войн и путешествий. Женился не на ком-нибудь, а на княжне Авдотье Петровне Мышецкой, сестра которой была замужем за Бакуниным, братом известного дипломата. Словом, Державин, по примеру Львова и Капниста, приметил невесту из просвещённой семьи. Одно настораживало Державина: Даша писала по-русски хуже, чем по-французски… О времена, о нравы!

У Дьяковых было пять дочерей. Старшая, Александра Алексеевна, получила образование в Смольном. Она вышла замуж за Капниста, и жили они всё больше в Малороссии. Марья стала женой Николая Александровича Львова. Ну а Дарья досталась Державину. Четвёртая сестра, Екатерина, была за графом Стенбоком, а пятая — за Березиным. Она умерла в молодых летах и оставила дочь, вышедшую замуж за Фёдора Петровича Львова. У Львова и Березиной была большая семья, а один из сыновей — Алексей Фёдорович — прославился на музыкальной ниве и стал композитором, автором национального гимна Российской империи — «Боже, царя храни».