Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...

Ну-ка, брат, певец Фелицы,
На свободе от трудов
И в отставке от юстицы
Наполняй бюро стихов.

Для поэзьи ты способен,

Мастер в ней играть умом,
Но за то стал неугоден
Ты министерским пером.

Иль в приказном деле хватка

Стихотворцам есть урок?
Иль, скажи, была нападка,
Иль ты изгнан за порок?

Не причиной ли доносы?

Ты протектор оным был
И чрез вредны их наносы
Тьму несчастных погубил.

Не затеи ли пустые

Быть счастливей в свете всех
Помрачили дни златые
Вместо чаемых утех.
Не коварство ль то лихое,
Коим жадно ты дышал,
Повернуло жало злое
И чтоб ты под ним упал?

Не стремленье ль твоё дерзко

Людей добрых затмевать
Укусило тебя едко
И заставило хромать?

Не жена ль ещё виною,

Ум которой с волосок,
К взяткам долгою рукою
Задала тебе щелчок?

Расскажи мне откровенно

Напасть съевшую тебя,
И тогда я совершенно
Дам узнать тебе себя.

Покажи и те примеры,

Как нам в свете надо жить,
На какой и вес, и меры
Нам рассудок положить;

Как с Фортуной обращаться,

Её благом управлять,
Прямо смертным называться.
Честь и совесть сберегать.

А коль плохо в неудаче,

То теперь ты испытал:
Из коня залез во клячи,
Не быв знатный Буцефал.

Стихи корявые (даже в представлениях того времени), но лучшие умы «дней Александровых прекрасного начала» их переписывали и цитировали с восторгом. Державин хотел ответить, но ему хватило мудрости не ронять себя. Жихарев уверяет, что эти стихи накропал Николай Кондратьев — секретарь отставного калужского губернатора, весельчака Лопухина. Уж конечно, у него нашлись основания ненавидеть «следователя жестокосердого».

Кто-то заступился за Державина, написал от его имени ответные стихи:

Не в моей, друзья, то воле,
Что свободен стал от дел.
Не министр теперь я боле,
Знать, такой мне в том удел,
Что мне нужды издеваться,
Дрязги, вздор пустой болтать?
Я умею сам смеяться,
Только стоит лишь начать…

Но побеждали недруги: они голосили громче. Молодость, взахлёб уверенная в своей правоте, всегда жестока по отношению к отжившему. Даже прозвание «певец Фелицы» — некогда почётное — теперь означало «старый царедворец и льстец», не более. Повержен неистовый консерватор! Значит, теперь он ответит за всё.

Ростопчин писал в те дни Цицианову: «Державин сочинил прекрасные философические стихи, уподобляя жизнь дежурству, и видно, что прямо из генерал-прокурорского дома влез опять на Парнас. Опасно, чтоб там не прибил Аполлона и не обругал Муз».

Из множества эпиграмм на постаревшего льва (басня Крылова навеяна как раз «свержением» Державина) выделялась одна:

Когда тебе весы Фемида поручала,
Заплакала она, как будто предвещала,
Что верности вовек другим в них не видать:
Ты все их искривил, стараясь поправлять.

Этот упрёк не лишён здравого смысла, да и риторика изящна. Что и говорить, старания и благие намерения Державина в значительной степени оказались напрасными. Раздражение императора и быстрая отставка — вот неоспоримый результат его министерской карьеры. Обвинять в провалах недругов, кивать на неопытность и двуличие государя суть малодушие. Державин не сумел сработаться с хозяином земли Русской — а это самый настоящий провал. Но не забудем: многие его начинания закрепились в практике министерства и оказались благотворными.

ОТСТАВНОЙ ПОЭТ