Гаврило Принцип. Человек-детонатор

«Ваше Высочество! — писал Апис. — Умоляю Вас прекратить это дело. Не допустите, чтобы сербский военный суд для офицеров довел до конца приговор австрийского военного суда. Не допустите, чтобы суд для офицеров поставил клеймо предательства на челе тех офицеров, которые мечтали об освобождении всего сербского племени и во славу Вашего имени».

Такое же письмо Апис отправил и королю Петру, но ответа ни от него, ни от наследника не получил.

Пятого июня (23 мая) 1917 года Апис и его соратники были приговорены судом к смертной казни (Мехмедбашич получил 15 лет тюрьмы). Они подали прошения о помиловании. Британское и русское правительства советовали Александру помиловать Аписа. Несколько осужденных действительно получили помилование. Но Апис, Раде Малобабич и Любо Вулович были расстреляны на рассвете 27 (14) июня в одном из оврагов вблизи Салоников. Больше двух часов, у отрытых могил, им читали приговор, и они до последней минуты надеялись, что в самом конце будет сказано о помиловании. Но этого не произошло. Говорят, Апис умер со словами: «Да здравствует Сербия! Да здравствует Югославия!»

Апис унес с собой много тайн. И одна из них — его отношения с Принципом и другими «сараевскими заговорщиками». Было ли всё так, как он описал? И какую роль в действительности сыграл во всей этой истории упомянутый им в рапорте российский военный атташе полковник Виктор Артамонов?

Апис утверждал, что Артамонов давал деньги на создание сербской разведывательной сети в Боснии, а он использовал эти средства для организации покушения, не поставив в известность русского атташе. То есть формально Артамонов в заговоре не участвовал.

Однако за отработку «русского следа» австрийская и германская пропаганда вплотную взялась сразу же после покушения. Василий Штрандман отмечал в мемуарах: «Всё упорнее и громче раздавались из Вены и Будапешта голоса… о непочтительном отношении российского посланника Гартвига к памяти убитого эрцгерцога, которое якобы выразилось в том, что он не приспустил русский национальный флаг на императорской миссии в день похорон эрцгерцога, и еще ранее, в самый Видовдан, т. е. в день сараевского убийства, будто бы устроил у себя вечерний прием, причем веселье и шум ясно слышались на улице». Австрийские газеты особенно напирали на то, что из окон посольства якобы слышался «звон бокалов». Все эти «разговоры и сплетни» Штрандман называл не только лживыми, но и клеветническими.

Но после начала войны версия о «русском следе» повторялась неоднократно, что легко объяснимо: врага нужно было выставить в невыгодном свете. Например, 25 января 1916 года в австрийской газете «Нойе фрайе прессе» утверждалось, что Россия не только знала о готовившемся покушении, но и подталкивала Белград к его осуществлению. Якобы после захвата Белграда в руки австрийцам попала личная переписка российского императора Николая II и сербского короля Петра I.

Советские историки Михаил Покровский и Николай Полетика в 1920—1930-х годах тоже обосновывали тезис о виновности русского Генерального штаба и в целом «царизма» в сараевском убийстве. Что-то подобное писало и издание «Балканская Федерация» («Federation Balkanique»), выходившее в Вене после войны под покровительством Коминтерна[38].

А австрийский (впоследствии немецкий) писатель Бруно Брем (псевдоним Бруно Клеменс) выпустил в 1931 году роман «Апис и Эсте», в одном из эпизодов которого Апис лично вручал Принципу пистолеты, а из соседней комнаты за этим наблюдал Артамонов, который затем подошел к Принципу и «благословил» его на покушение.

Официальное отношение русского правительства к убийству было, разумеется, негативным. Николай II послал от своего имени венок на гроб Франца Фердинанда. А второй секретарь российского посольства в Вене князь Гагарин, которого посол Николай Шебеко послал в Сараево для получения информации «из первых рук», докладывал: «Здесь, в Сараеве, на месте, еще более проникаешься отвращением к ужасному преступлению. Гнусным злодеем оказался боснийский серб, 20-летний ученик 8-класса сараевской гимназии Принцип. Другой анархист — Чабринович, тоже серб и боснийский уроженец».

Но, конечно, такая реакция ничего не доказывает. Дипломаты для того и нужны, чтобы прикрывать словами дела других служб, зачастую не очень благовидные с точки зрения общечеловеческой морали. Подозрение в причастности к заговору действительно падало прежде всего на полковника Артамонова, о котором упоминал в рапорте Апис. Шлейф причастности к выстрелам Принципа тянется за ним до сих пор.