Гаврило Принцип. Человек-детонатор

Обвиняемых было 25 человек. Шестеро непосредственных участников покушения: Принцип, Чабринович, Грабеж, Илич, Васо Чубрилович и Попович (Мехмедбашичу удалось скрыться). Десять человек из тех, кто помогал заговорщикам перейти границу и попасть в Сараево: Мишко Йованович, Велько Чубрилович, Мико Мичич, Яков Милович, Обрен Милошевич, Недо Керович, Митар Керович, Ново Керович, Благойя Керович и Цвиян Степанович. Трое из тех, кто хранил у себя оружие: Иван Момчилович, Франьо и Ангел Садило. И шестеро из тех, кто знал о подготовке покушения, но не сообщил о нем: Лазарь Джукич, Иво Краньчевич, Бранко Загорац, Марко Перин, Никола Форкапич и Драган Калембер.

«Главные герои 28 июня» впервые встретились после покушения и очень обрадовались при виде друг друга. Судебный следователь Лео Пфеффер читал обвинительное заключение, но вынужден был прерываться: обвиняемые почти не обращали на него внимания, громко переговаривались и шутили.

В конце концов Пфеффер не выдержал и сказал, что они ведут себя, как дети, как будто не представляют, что их может ждать в будущем. Принцип на это ответил, что они просто долго не виделись, а всё то, что он читает, они и сами знают хорошо. И что их ожидает — тоже.

Двадцати двум арестованным предъявили обвинение в государственной измене — в «совершении действий, которые имели своей целью оскорбить или поставить в опасность Его Величество Апостолического императора и короля, Его тело, Его здоровье или Его свободу, и воспрепятствование Ему осуществлять свои права управления». В качестве высшей меры наказания по этим обвинениям предусматривалась смертная казнь.

Троих (Момчиловича, Франьо и Ангела Садило) обвинили в соучастии заговорщикам и недонесении на них.

Текст обвинительного заключения занимал 33 страницы.

Австро-Венгрия — по крайней мере формально — была правовым государством с соответствующими атрибутами. Соответственно, следствие и суд должны были соблюдать определенные юридические процедуры, предусмотренные законодательством. Пфеффер сообщил Принципу и его друзьям, что они имеют законное право не согласиться с обвинительным заключением, и тогда процесс над ними будет отложен. Чабринович заявил, что он так и поступит. «Идет война, и никто не знает, что будет даже завтра», — сказал он. На это Пфеффер ответил: Чабринович зря надеется, что Босния перестанет быть частью империи, но если даже этот день придет, то до него «повесят еще четырнадцать Чабриновичей».

Однако другие решили не возражать против обвинения, и Чабринович в конце концов тоже согласился не делать этого, чтобы не откладывать начало суда.

Некоторые из заговорщиков потом вспоминали, что в тот день они попытались договориться, как вести себя на суде. Многие хотели сделать всё, чтобы выгородить крестьян-проводников, сами же собирались быть «тише воды, ниже травы», чтобы не злить судей и не осложнять свое и без того тяжелое положение. Ведь если несовершеннолетние (совершеннолетним по австрийским законам считался человек с двадцати лет) еще могли на что-то надеяться, то остальным участникам заговора явно грозила смертная казнь. Только Принцип не согласился с этой тактикой. Он решил идти до конца.

Несмотря на то что шла война, которую двуединая монархия начала далеко не успешно, судебный процесс по делу о сараевском покушении имел для австрийских властей огромное значение. Для них было очень важно, чтобы именно суд доказал всему миру, что Белград был замешан в покушении, а заговорщики являлись его орудием. И сделать это нужно было с соблюдением (во всяком случае, видимым) правовых норм и преданием гласности показаний подсудимых.

Судебный процесс начался 12 октября 1914 года в зале дивизионного суда военной тюрьмы Сараева. Председателем суда был назначен Луиджи фон Куринальди, а судьями — украинец Богдан Наумович и немец Майер Хофман. Судебные заседания не были открытыми — на них пускали только по специальным пропускам. Однако на процессе присутствовало более сотни газетных корреспондентов, в том числе из нейтральных стран, к которым австрийцы относились очень предупредительно. Было вызвано также более ста свидетелей.

Накануне суда подсудимых побрили и подстригли, с них сняли кандалы. «Без них я чувствовал себя сначала весьма необычно, — вспоминал Цветко Попович. — Они больше не били и не звенели при каждом движении, к чему я уже привык. Сейчас, без цепей, я не мог ходить… Моя походка была очень неуклюжей и смешной».

Однажды, вспоминал Попович, когда их вели из зала суда в тюрьму, один из мобилизованных солдат, которые рассматривали заговорщиков с большим любопытством, неожиданно ударил Принципа, но тут же сам получил сильный удар от одного из охранников подсудимых: «Зачем бьешь связанного человека?» Поповича очень удивил этот поступок.