Гаврило Принцип. Человек-детонатор

И Принцип, и другие его товарищи, жившие в Белграде, говорили, что общались в основном только между собой. Почти никто не завел себе друзей среди местных сверстников. Вечера, если оставались деньги, проводили в кафанах — «Зелени венац», «Жировни венац», «Златна моруна» («Золотая белуга»). Кстати, эта кафана недавно вновь открылась после многолетнего перерыва (в ней находился склад китайского ширпотреба) по тому же адресу — улица Королевы Натальи, дом 2.

Меню «беглецов» в кафанах разнообразием не отличалось: фасоль, хлеб и время от времени мясо. Принцип играл в кафанах в бильярд и вскоре завоевал репутацию сильного игрока. Другие предпочитали карты. Принцип на следствии рассказывал, что часто играл в карты с Ратко Парежанином. Тот проигрывал и не платил ему долги, поэтому вскоре они разорвали отношения и больше не виделись. Парежанин же в мемуарах отмечал, что это неправда — он в карты вообще никогда не играл. Очевидно, предположил он, Принцип таким образом делал вид, что между ними не было дружеских отношений, чтобы австрийская полиция не заподозрила в причастности к заговору и его друга. «Принцип всегда был таким, — пишет Парежанин, — старался всю ответственность или, по крайней мере, большую часть ответственности брать на себя…»

Любимым занятием Принципа по-прежнему оставалось чтение. Впрочем, это касалось не только его. Практически все главные участники покушения на Франца Фердинанда были «оккупированы литературой». Они писали стихи, прозу, делали переводы (к примеру, Данило Илич переводил Оскара Уайльда) и «глотали» все книжные новинки.

Парежанин писал, что их не интересовала сербская политика. И за партийными или парламентскими дискуссиями они особо не следили. Возможно, что и так. Но очевидно, что «политические эмигранты», к которым они себя относили, продолжали по-прежнему думать о том, как освободить Боснию от австрийцев и венгров.

«Не только все вместе, но и каждый в отдельности мечтал о делах и акциях, но пока еще противник не был определен конкретно — ни Франц Фердинанд, ни какая-то другая личность», — отмечал Доброслав Евджевич. Всё это было впереди.

«Меня считали слабаком…»

В июне 1912 года Принципа всё же приняли в 1-ю мужскую гимназию Белграда «заочником», а свободное от учебников время он проводил с земляками. Летом этого года в Белграде произошла его встреча с Владимиром Гачиновичем.

Однажды в середине июля группа боснийских эмигрантов сидела перед кафаной «Златна моруна». В это время кто-то из них увидел человека, идущего по другой стороне улицы, несмотря на жару, закутанного в черную пелерину, в черной шляпе с широкими полями. Поравнявшись с сидевшими у кафаны боснийцами, он поднял голову, посмотрел на них, а потом начал переходить улицу. В это время его заметил Боривое Евтич. «Ой, Владо, это ты? Когда ты приехал?!» — воскликнул он, бросился к незнакомцу и привел его за стол, за которым сидела вся компания.

Описавший эту сцену через три с лишним десятка лет писатель и публицист Йован Палавестра, который в 1912 году тоже общался с будущими участниками сараевского покушения, отмечал, что «с того дня и до конца лета, когда он уехал из Белграда, Владимир Гачинович, главный публицист «Молодой Боснии», больше не отходил от Принципа». Они познакомились, вероятно, в тот самый день у кафаны. Палавестра вспоминал, что теперь они вдвоем проводили время в парке у старинной белградской крепости Калемегдан, разговаривая по нескольку часов подряд.

Кто был в Белграде, тот знает: Калемегдан находится на высоком холме, над местом слияния Савы и Дуная. Сейчас на другой стороне высится построенный в эпоху социализма Новый Белград. А в начале XX века за этими реками уже начиналась Австро-Венгрия. Первый секретарь российского посольства Василий Штрандман, приехавший в сербскую столицу в 1911 году, писал в мемуарах: «Поражало почти полное отсутствие судоходства и движения каких бы то ни было лодок… Такая почти мертвая тишина на этих мощных водных путях объяснялась тем, что пограничная линия между Сербией и Австро-Венгрией пролегала по руслу этих рек. Изредка ночью слышались выстрелы, раздававшиеся с противоположного берега: австрийские пограничники стреляли по сербским лодкам, которые ночью пытались продвигаться вдоль сербского берега, иногда с контрабандными намерениями. Ответных выстрелов не было слышно, т. к. сербская пограничная стража очень слабо следила за всем происходившим на пограничной линии, несмотря на бойкот австро-венгерских товаров, начавшийся после аннексии Боснии и Герцеговины».

Так что Гачинович и Принцип, сидя на Калемегдане, наверняка смотрели прямо на Австро-Венгрию, с которой у них были особые счеты. Да и не только у них, но и у многих сербов.