Меня встречает теплота подъезда.
Яркий свет бьет по зрачкам, и я вспоминаю свой выпускной. Лежу в сточной канаве, избитый ублюдками из параллельного класса. По моим губам течет кровь, а скула распухла так, что складывается ощущение, будто меня покусали пчелы. Я слышу их смех и чувствую запах мочи. Мой череп кровоточит, а руки сбиты. На ладони замечаю след от сигареты, словно стигматы, будто был избран небесами для мучений. Я так хочу, чтобы все это оказалось сном. Щипаю себя за запястье, но не просыпаюсь, продолжая отхаркивать кровь.
Раз, два, три – я считаю ступени.
Мои шаги разносятся по этажам, пока в шахте лифта раздаются голоса. Он снова сломан. Похоже, в нем кто-то застрял.
- Помогите! – разносится в подъезде.
Сорок четыре, сорок пять, сорок шесть.
Мое сердце хочет выпрыгнуть из груди, то ли от страха, то ли от бешеного пульса, что отдает в голову, приливая кровь к моим вискам.
В подъезде пахнет сыростью, а по мусоропроводу летят отходы с верхних этажей. Они сильно гремят по металлической трубе, а затем падают на самое дно. Приторный аромат гниения поднимается по этажам.
Семьдесят шесть, семьдесят семь, семьдесят восемь.
- Нас кто-нибудь слышит?!
Лезвие ножа блестит в моей руке. Оно слишком чистое, чтобы быть орудием убийства. Дождь съел всю кровь, заметая следы моего преступления.
Сто сорок два, сто сорок три, сто сорок четыре.
В правом боку чувствую едкие уколы. Мне кажется, что чьи-то невидимые руки протыкают мою кожу, чтобы прекратить мой бег, чтобы я смог умереть на лестничной площадке, не добравшись до своей квартиры.
По моим щекам тянутся слезы. Каждая капля запирает в себе осколок памяти, чтобы срываться вниз, разбиваться на тысячи деталей и доводов. А что потом? В своих слезах я улавливаю лица тех, кто был так ненавистен мне. Красное лицо учителя, окровавленный молоток, серые глаза матери.
Сто шестьдесят восемь, сто шестьдесят девять, сто семьдесят.
Я стараюсь впихнуть металлический ключ в замочную скважину. Перед глазами все заплыло слезами, которые транслируют память. Руки трясутся, и я не могу попасть в замок, царапая железное покрытие. На нем виднеются рваные раны, и я вспоминаю все панические атаки, что преследовали меня темными вечерами.
Щелк.
Я проваливаюсь в квартиру. Слышу, как за мной захлопывается дверь. Я падаю на колени и сжимаю руками голову. Стараюсь привести дыхание в нормальное состояние, но колкая боль в боку не позволяет мне сосредоточиться. Слезы продолжаю падать на ковер, прямо в то место, откуда торчит нож, который я вогнал в пол одним взмахом руки. Он похож на флагшток, качающийся под давлением едкого ветра.
Я продолжаю считать. Триста пять, триста шесть, триста семь.
Чувствую, как голову заполняют облака. Они напоминают губки по своей структуре, впитывая мои слезы, чтобы после пролить их градом. Вместе с влагой уходит и память. Ветер дует на север, отправляя переполненные тучи длинной вереницей в отсеки разбитой души.
Барабан стиральной машины крутит мои вещи, вымывая остатки крови.
Я голый. Сижу в глубокой ванной и чувствую, как на мои голову и плечи падают холодные струи воды. Перед глазами застряла хрипота памяти – ее предсмертная агония.
Я хочу спать.
Где-то вдалеке я слышу знакомую песню, пока мои руки трясутся, то ли от страха, то ли от холода:
Мимо нас пролетает ночь,
Мимо нас пролетает день,
Я хочу лишь тебе помочь,
Но растворяюсь, словно тень.
7.
Утро.
Сквозь темные шторы в мою комнату забирается свет. Он такой ранний, и я вспоминаю невинность юной девушки.
Горло немного болит, от чего появляется странная сухость. Вирус болезни начинает поражать мое тело. Интересно, как далеко он собирается зайти? Я все еще улавливаю отголоски черно-белых картинок в своей голове.
Стук.
Я открываю глаза.
Мои мысли и мечты разбегаются по телу. Они пробудились. Их своеобразный симбиоз создает мои сны. Если можно называть снами черно-белые картинки в горизонтальной плоскости. Иногда, они даже имеют сюжет, напоминая странный комикс. Совокупность снов порождает графические романы. В них имеет место жестокость, нежность, доброта и злоба.
Стук становится настойчивее.
Звук раздается сквозь всю квартиру. Вернее, наполняет ее, словно газом, чтобы я мог закурить и умереть. Последний затяг крепкой сигареты. Кем я буду, когда умру? Кто я есть сейчас? Умру ли я со своим другом или буду одинок?
Стук заполняет квартиру.
Я встаю с постели. Помятые синие простыни. Я слышал миф, что синий цвет помогает расслабиться.
Мечты наполняют мой организм. Они разносятся вместе с клеточками крови, чтобы поддерживать во мне жизнь. Сейчас они беспомощны в своих фантазиях. Скорее всего, их тела засыпают после ночи работы в моей голове.
Я вспоминаю кровь. Меня тошнит, то ли от стресса, то ли от самого себя.
Стук тесно прилегает к окнам.