Газ (СИ)

Модные одежды дорогих бутиков, кожаные ремни, лакированные туфли и белые рубашки с мокрыми пятнами пота. Я вижу их широкие зрачки, словно они готовы выбраться за пределы радужки, чтобы заполнить глазницы черными озерами. Их разум бьет красками, пока психотропные вещества плавают в крови. А после, их отпускает. Появляется слабость. И на моих глазах люди увядают, подобно растению, которому так и не дали влаги.

Не помню, сколько мне лет.

Я одинок.

За окном мелькают люди. Прохлада стекла проходит по моему организму.

Двери открываются.

Мужчина за сорок покидает салон, за ним выходит и девушка. Молодые люди говорят быстро, на повышенных тонах.

Мне так хочется спрятаться от их слов, найти успокоение на дне собственного рассудка. Позволь мне оторваться от реальности, застрять в невесомости черного космоса, что распростер свои владения внутри моей души. Я хочу зависнуть в нем, глотать кислород и провести там вечность, чтобы, умирая, мог коснуться звезд, что стали памятью. Они сгорают под давлением, от старости, оставляя за собой лишь молочно-бежевый хвост. Так умирают кометы.

В моей мечте создаются острова, и в них я потерян.

За окном рушатся судьбы. Мимо меня пролетают бетонные блоки с хмурыми стеклами. Что происходит за их пределами? Секреты, что скрыты от глаз страдающего человечества. Внутри холодных стен теплится жизнь. Быть может, существование, но это не убивает красоту создания, великолепие данной конструкции. Бетонные блоки, квадратные метры квартир – полотна, ящики Пандоры, что не будут вскрыты во всеобщем резонансе, когда солнце взорвется, вырастет до размера вселенной, поглотив одинокие планеты. Тайны останутся в тени, в капкане обоев и стекол, в ловушке из завтрака и уютного пледа, побоев и любви.

Двери открываются.

Шумная кампания молодых девушек и парней вываливается из автобуса. Они забирают за собой запах хмеля и пошлости, оставляя меня в тишине.

Я остаюсь один. Автобус трогается с места. Я менее одинок, чем был двумя минутами ранее. Странно. Эта мысль не позволяет мне закрыть глаза. Я безлик, будто вновь превращаюсь в черное пятно на моих шторах. В салоне пусто, лишь запах хвои наполняет транспорт. Я утопаю в нем, представляя, как падаю в черный космос.

Человек падает.

За окном все те же маршруты и дома, бетонные блоки и капли портвейна.

Бровь болит, а дрожь стекла приносит тягостное чувство свободы. Я один, но вовсе не одинок. Чувствую легкость, свободу. Мне нравится проникать в собственные мысли, чтобы душить их, дабы они умирали, оставаясь лишь серыми надгробиями внутри.

Я – человек. Значит, мертв в океане бетонных построек, но жив в собственном космосе. Парадокс в размере человеческого существования.

Двери открываются.

Автобус выплевывает мое тело в улицу, а после продолжает свой путь, пустой и безнадежный.

9.

Фиолетовые лопасти старого вентилятора бросают в мое лицо табачный дым, что струится из толстой сигареты в зубах офицера.

Какого черта я здесь делаю?

На вид ему больше сорока. Сальный оттенок лица блестит в комнате, а я смотрю по сторонам, стараясь найти ведро, чтобы вывернуть в него ужин и завтрак.

Нет. Я не ем утром. Этого не было. Лишь ужин.

Ел ли я вчера? Хороший вопрос.

Офицер улыбается. Юркие голубые глаза бегают по моей мимике, словно выискивают мелкие погрешности, чтобы уличить меня во лжи. Но даже они имеют серый оттенок, будто из них забрали молодость.

Когда уходит моя юность? Ушла ли она?

Почему вопросы не отпускают?!

Он молчит и ждет. Клубы никотинового дыма вгрызаются в мое лицо, чтобы причинять боль, открывать путь алой крови.

Лучшая защита – нападения? Так уверяют люди?

- Почему я здесь? – спрашиваю у офицера, и он останавливает свой взгляд.

- А ты не знаешь?

Человек не может быть кристально чистым в своей сущности. Это лишь иллюзия для слабых личностей, что теряют себя в бесконечных сутках, где нет души, а сердце стало механизмом для темной крови, и не более.

- Если Вы о той банке пива, то я могу заплатить штраф прямо сейчас – отвечаю я.

Макс, где ты?

Я пускаю в глаза офицера ложь. Вернее, я признаюсь в маленьком преступлении, чтобы доказать свою человечность. Ведь, я не мог так поступить с личностью, которую даже не знал.

- Нет – отвечает офицер.

Он делает несколько пометок в свою тетрадь. Сорок шесть листов. Неужели он хочет заполнить ее мною? Желает ли разобрать мою жизнь, мой характер, чтобы я вписался в рамки тетрадной клетки? Заполнять пробелы, дабы понять суть?

Глуп.

- Вы видели этого парня? – офицер протягивает мне фотографию.

Серая ксерокопия переносит знакомое лицо в комнату.

Я вспоминаю, как по треснувшим губам бежала кровь. Мое сердце начинает стучать чаще, а ладони мокнут, оставляя влажные следы на бумажке с изображением того, чей хрип разрезал воздух дождливым вечером.

Его глаза потеряли жизнь. Я вновь начинаю думать о смерти.

Макс, где ты?!