Читаем Газета День Литературы # 113 (2006 1) полностью

Подставляю ладонь — он, шутя, от меня улетает.


До того унизительно нынче звучит — человек,


Что в сравнении с ним и фонарь до небес вырастает.



Я не стану сегодня таскать за собой свою тень.


Пусть идет, куда хочет,


и всласть отражается в лужах.


Пусть её не тревожит


трамвайных звонков дребедень.


Пусть никто не пугает её приглашеньем на ужин.



Постою, помолчу, погляжу на мятущийся снег.


Он ещё не лежит на карнизах свалявшейся ватой.


Он летит и летит, и моих не касается век.


Он, конечно же, синий и пахнет, естественно, мятой.



Мне не нужно трех раз, я могу с одного угадать


Почему так тревожно кричит на Неве теплоходик -


В Петербурге туман. В двух шагах ничего не видать.


Снег уже не идет. Он уходит, уходит, уходит…



***


Белый день. Белый снег.


И бела простыня.


Бел, как мел, человек,


Он бледнее меня.



Он лежит на спине.


Удивлённо глядит —


По отвесной стене


Страшновато ходить.



"Не спешите, больной.


Помолчите, больной" —


Говорит ему смерть,


наклонясь надо мной.



***


Полякам спать не даст Катынь.


Евреям — память холокоста.


И русским, взгляд куда ни кинь,


Латиница — сиречь латынь —


Торит дорогу до погоста.


Мне говорят: "Смирись, поэт",


Точнее: "Эк тебя заносит..."


Я огрызаюсь им в ответ:


Мол, до меня им дела нет…


А за окном такая осень!


А за окном такая жизнь,


Что впору изойти стихами!


А по-иному все сложись,


Тогда хоть под трамвай ложись,


Себя узнав в грядущем Хаме.


***


Ты жил в тепле с красивою женой.


Я выживал наперекор судьбе.


Ты много лет смеялся надо мной,


А я был рад, что весело тебе.


Ты разучился отдавать долги.


Я научился терпеливо ждать.


Ты бросил дом, когда пришли враги,


А я тебе отдал свою кровать.


Ты ненавистью метишь путь земной.


Я все тебе простил, и мне легко.


Ты зря топор заносишь надо мной —



БЛОК


Молчите, проклятые книги!


Я вас не писал никогда!


Александр Блок


Он сидит за столом, одиночество топит в стакане.


Тонким углем ночник очертил силуэт на стене.


За окном тает снег и, как бинт, прилипающий к ране,


Постепенно чернеет... Стоит в летаргическом сне


У дороги аптека. Рождает бесполые тени


Одинокий фонарь. В ресторанах пропойцы кричат.


Диск на небе кривится. Вздыхают в парадном ступени.


Незнакомка уходит... Проклятые книги молчат.



***


На писательском фронте без перемен:


Плюнуть некуда — гении сплошь да пророки.


Не скажу, что ведут натуральный обмен, —


Просто тупо воруют бездарные строки.


На писательском фронте без перемен:


Кто-то пьет, как свинья, в круговой обороне,


Доживая свой век с вологодской Кармен,


Кто-то лютых друзей в Комарове хоронит.


На писательском фронте без перемен:


Кто-то ходит с пером в штыковую атаку,


Чтобы сдаться в итоге в почетнейший плен


И с друзьями затеять газетную драку.


На писательском фронте без перемен:


Пересуды, раздоры, суды и пирушки —


Среднерусская редька не слаще, чем хрен...


Выпьем с горя, содвинем заздравные кружки!


На писательском фронте без перемен…



АВГУСТ


Ветер нынче строптив, хамоват и развязен,


Вот и верь после этого календарю.


Я к нему паутинкой-строкою привязан,


Потому и стихами сейчас говорю.


Ветер ходит, где хочет, живет, где придется:


То стрелой пролетит, то совьется в кольцо.


Окликаю его — он в ответ мне смеется


И кленовые листья бросает в лицо.


Он стучит мне в окно без пятнадцати восемь,


Словно нет у него поважнее забот.


Он несет на руках кареглазую осень


И листву превращает в ковер-самолет.


Он целует ее, называет своею,


И ему аплодируют створки ворот...


Я стою на крыльце и, как школьник, робею,


И сказать не умею, и зависть берет.



***


Над Кубанью туман, и в росе камыши на лимане.


И налево вода, и направо большая вода.


У ночного костра мне поют казаки о Тамани.


Я мелодий таких, да и слов не слыхал никогда.



Здесь безбожная власть не скупилась на высшую меру.


Не одна здесь дорога по белым костям пролегла.


На казачьих знаменах начертано было — ЗА ВЕРУ.


Только память осталась, и лютая боль не прошла.



Далеко, далеко…


Корабли превращаются в точки.


И у берега чайки встречают рыбачий баркас.


Вот и солнце встает…


Задохнусь от величия строчки.


Боже мой!


Как все просто, по-русски, без глупых прикрас.



***


Полыхнувший закат до полоски алеющей сужен:


Туча — словно портьера, а небо — оконный проем.


Ничего, ничего...


Пусть мой голос и слаб, и простужен,


Поднимая глаза, все равно говорю о своем.


Я до солнца встаю, чтоб увидеть, как звездные ноты


Рассыпает Господь для поэтов на Млечном пути,


Заполняю словами тетрадок бумажные соты.


Если мне суждено, я до правды смогу дорасти.



Вознесусь над землей, позабуду о мире и граде.


Предпочту пораженью веселую смерть на лету.


Чтоб, ломая перо, не просить у людей Христа ради,


И, ударившись оземь, зажать в кулаке высоту.



Это проще простого — умри да с восходом воскресни,


Ухватившись за гриву крылатого злого коня.


Ничего, ничего...


Я приду и спою свои песни.


Я еще постучусь к тем, кто знать не желает меня.



***


Ненасытная печь за поленом глотает полено.


На исходе апрель, а в тайге ещё снега по грудь.


Скоро лед в океан унесет непокорная Лена,


И жарки расцветут, и не даст птичий гомон уснуть.



Где-то там далеко облака собираются в стаи.


Где-то там далеко людям снятся красивые сны.


А у нас ещё ветер хрустальные льдинки считает


Перейти на страницу:

Все книги серии Газета День Литературы

Похожие книги

100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука