Газета День Литературы # 124 (2006 12)

Парадокс, но служебной карьеры я желал для себя менее всего. Идеалом для меня оставалась судьба творческого "вольного стрелка". При этом я так и не решился на кардинальную смену жизненного курса.

Первой и важнейшей ошибкой стало поступление на сценарное, а не режиссерское отделение курсов. Кинематограф в ту пору был ярко выраженным режиссерским, все остальные участники кинопроцесса, в том числе и драматурги, лишь обслуживали главную фигуру.

Все это я прекрасно осознавал, но для решительных шагов постоянно недоставало характера, столь необходимой творческому человеку брутальности, готовности отказаться от пусть и по-советски скромных, но все же гарантий стабильной устойчивости и предсказуемости, которые сообщают гражданину государственная служба. Вынужден признать, что подобная нерешительность, склонность к компромиссу в момент наивысшего обострения жизненных или творческих коллизий, ничего хорошего мне в итоге не принесли. Недаром Книга книг трактует предрасположенность христианина к компромиссной "теплоте" как тяжкий грех.

В застойные 70-80-е читать о нашей жизни, смотреть о ней хорошее кино, театральные постановки, на худой конец, трепаться по пресловутым кухням было интереснее, чем просто жить. Донимали, душили не только материальные, но и идеальные дефициты. Кризис общественной жизни, проводимой властью экономической, культурной, международной и прочая политики был налицо.

На киностудии я руководил объединением. Моя кухня регулярно собирала на посиделки товарищей-литераторов. Со временем сформировался постоянный круг: я и два Геннадия. Теперь один из них живет в Подмосковье, другой – в США, издает замечательный литературный журнал.

Чем занимались мы в перерывах между умеренными возлияниями под скромную закуску? С маниакальной настойчивостью пытались предугадать, что готовит нам политический "рассвет", который ожидался после смерти одряхлевших лидеров страны.

С дистанции в более чем три десятилетия воспринимаю теперь тот треп, как пустую трату времени и душевных сил прекраснодушными провинциальными интеллигентами. Какой, спрашивается, был смысл в той нашей политической аналитике? Статисты в жизни, мы и в робких прогнозах оставались статистами трудноразличимого завтра. О том, чтобы каким-либо образом постараться повлиять на свой завтрашний день, на будущее своей страны, выбор своего народа, сколько помню, даже речи не шло.

Коллективное начало преобладало в сознании. Были убеждены, что улучшение нашего положения, в том числе и материального благосостояния, могло произойти лишь в контексте общенародного улучшения. Убеждены были также, что если стране нашей и суждены благие перемены, то в рамках обновленного социализма.

Пример такого позитивного обновления к тому времени уже имел место: Венгрия и ГДР допустили в своих экономиках серьезные послабления частной инициативе, вследствие чего добились роста ВВП, насыщения рынка потребительскими товарами и услугами. Нечто подобное ожидали для своей страны и мы.

(Интересно, о чем думали-мечтали по своим кухням те радикальные реформаторы, которые вскоре развернули страну совсем в иную сторону, к бандитскому олигархическому капитализму первоначального накопления, то есть во вчерашний день? Вполне возможно, что думали о том же и так же, как и мы, а вот сотворили…)

Лозунг Горбачева "Разрешено все, что не запрещено", ставший вскоре девизом перестройки, был воспринят основным населением страны с энтузиазмом. Даже в нас – детях тоталитарного социализма – проснулась частная инициатива. С режиссером Игорем Талпа, увы, уже умершим, умудрились снять за мизерные средства полнометражный негосударственный документальный кинофильм. Учредили первую в республике негосударственную киностудию.

Так называемое "кооперативное кино" приносило хоть и небольшую, но прибыль, и нам некоторое время удавалось удерживать свое детище на плаву. Замечательное раскрепощенным творческим трудом и воскресшими надеждами время! Увы, оно недолго длилось.

Всплеск национализма в союзных республиках СССР и на его основе политической борьбы против, прежде всего, советской власти, для меня не явился неожиданностью. Как газетчик, кинодокументалист побывал, практически, во всех, как любила тогда выражаться официальна советская пропаганда, "республиках-сестрах" и воочию убедился, что и в застойные времена окраинные национальные элиты хоть и осторожно, с оглядкой, но сознательно и целеустремленно вели дело к развалу Союза. Уж очень хотелось им играть главные роли пусть и на малых политических сценах своих национальных образований. К тому же надеялись, что за отход от России Запад щедро заплатит и возьмет под свою опеку.