Читаем Газета День Литературы # 131 (2007 7) полностью

Но ведь, вдыхая Альбом Сергея Дмитриева, поверьте, меньше всего хочется теоретизировать. Такая сыновняя любовь дышит из его "Русских далей и просторов", и из снимков, и из стихов, что вопрос о том, нужны ли стихи фотографиям, а фотографии стихам, отпадает сам собой. Когда любишь свою землю, ее солнечные, облачные, чистые, морозные, святые города и веси, не бывает никакой избыточности, и невозможна "умеренность", и все кадры и строфы лишь дополняют друг друга.


Листая "Альбом", так и верится – будь фототехника так же развита на заре ХХ века, как сегодня, – "соглядатай странный" Сергей Есенин блуждал бы по "дорогим просторам и лесам" не иначе как с хорошим "Кодаком" за плечами. А цилиндр бы сразу выбросил – ведь фотоаппарат куда более функционален, а при этом тоже – атрибут "столичности".


Как невозможно рассказать песню, так же невозможно в литературной статье ознакомить читателя с "Альбомом фотостихотворений", его надо видеть самому.


Приведу прекрасное стихотворение Сергея Дмитриева "Русская природа", которое, на мой взгляд, задаёт тональность всей книги.



Природа, русская природа,


Как ты просторна и вольна.


Быть колыбелью русского народа


Ты волшебством наделена.



Без твоего надежного покоя


Не выдержал бы русский человек


Того безжалостного боя,


Что он ведёт который век.



И удаль русская, и вера,


И благодатный русский кров


Давно бы вылились в химеры


Без русских весей и лесов.


Природа, русская природа,


Неоценим твой щедрый дар


Родному русскому народу –


Певцу твоих волшебных чар.



Дальнейший текст настоящей статьи представляет собой размышления о стихах С.Дмитриева, записанные прежде, чем я ознакомился с "Альбомом". Кстати, почти все упомянутые здесь стихотворения и строфы вошли в книгу фото-стихотворений. Пожалуйста, не подумайте, что они приводятся здесь автором из вредности характера – ведь читать эти стихи, знать о сопутствующем им блистательном визуальном ряде и не видеть… немного досадно. Впрочем, всякий русский человек впитал эти поэтические картины с молоком матери и каждый в силу памяти воображения добавит их к прочтённым строфам.


Скажут, может быть, так зачем же фотографии, если воображение у россиян и так работает? Эх, так, да не так. Бережно храня в памяти любимые пейзажи, неужели мы откажемся от новых, вечно неожиданных, невероятно прекрасных картин, которыми столь богата наша огромная земля, наша Россия?



– II – Ягода? – Малина. Поэт? – Пушкин. Ученый? – Эйнштейн. Усложним этот простенький психологический тест.


Народный поэт?..


Здесь наш человек задумается. Потом, видимо, выдавит: Есенин, Некрасов… Едва ли в голову придёт даже былой эстрадник Евтушенко. Задумается даже: поминать ли Пушкина в этом ряду. О Никитине, Рубцове вспомнят лишь "избранные".


Но в первую очередь задумаются даже не о персоналиях… Настолько нелепо для современного уха прозвучит само это – "народный поэт". Да возможен ли сам этот феномен сегодня? Сам феномен поэзии не вымыт ли уже из спектра массового (корпоративное сегодня – суть замена коллективному) сознания настолько, что сакральный ярлычок "народности" к нему уже ни в каких видах не прилепим.


Что ж поделать? Если эпицентр сознания каждого и всех сегодня с невообразимой лёгкостью свершает путь – как на салазках под горку – от духовного к съедобному, от эстетики к конкретике. Но есть тут и вина… самих поэтов.


И именно в том она, что весь двадцатый век шёл процесс вымывания народности (читай, доступности, ясности) из поэтических строф. Словно похваляясь друг перед другом, гении и слабенькие, те – которым явно было что миру сказать, и те – которым на поверку, в общем-то, и нечего, шли по пути капризного, причудливого усложнения (под видом "остранения") своих поэтических текстов , "раскачивали" свои интеллектуально-метафорические мускулы "до безобразия", до каких-то туманных, трудно- различимых глыб, до бронированных стен, сцеплённых особым сплавом аллюзий и смыслов, сквозь которые бочком проникнуть внутрь мог только "свой", посвящённый.


Немудрено, что даже терпеливый наш народ в конце концов отвернулся от такой поэзии, и предпочёл телевизор. Пускай вздорный, но, в самой вздорности своей, ясный да спокойный, тёплый телек.


Где же нынешние-то Никитины, Некрасовы, Есенины, Рубцовы?


Разве сегодня возможно, чтобы поэт не побоялся выразить чувство и мысль искренне и просто, в том первозданном виде, в коем и пришли они к нему? (А это и есть первый признак истинной народности, всеохватности, "массовости" – считаю, что из этого слова пугало сделано намеренно.)


Оказывается, найти можно. Ведь:



Если где-то смолкает стих,


Перейти на страницу:

Все книги серии Газета День Литературы

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное