Газета День Литературы # 133 (2007 9)

Уже несколько лет я занимался изучением таинственного и многослойного "Слова о полку Игореве", перелагал на язык рифмованной поэзии древнерусские духовные стихи, молитвы, псалмы, фрагменты Евангелия, "Физиолога", "Слова о Законе и Благодати" – как же мог я, при всей моей тогдашней симпатии ко всяким поэтическим "измам", поставить форму выше содержания?

"Поэт в России больше, чем поэт", – сказал однажды еще не упавший в моих глазах Евгений Евтушенко, и эта формула говорила мне о сути творчества полнее любых поэтико-философских теорий. Тяготение к нравственности – вот тот "смертный грех", который сразу же разглядели в моих стихах апологеты "новой волны" и который, точно воздух в погружаемом в воду мяче, выталкивал меня из их подводного мира западной ориентации на открытую ветру и солнцу жизни поверхность нормальной русской литературы. Той, что равнялась не на Пригова или Аксёнова, а на Пушкина и Достоевского...

Первыми из московских писателей, так или иначе поддержавших мои первые шаги в литературе, были Андрей Никитин и отчасти Юрий Аракчеев. С Никитиным мы долго переписывались по поводу толкования некоторых мест знаменитого "Слова о полку Игореве", разгадкой которого я начал заниматься, прочитав его книгу "Точка зрения". Раз или два мы встречались в Москве на его квартире, и однажды я приезжал к нему в больницу на Пироговке, где он лежал после операции на сердце.

А Аракчееву я написал после прочтения его книги "В поисках аполлона", и так между нами завязалось непродолжительное почтовое общение, в ходе которого я отправил ему несколько своих стихотворений, а он прочитал их в одной из радиопередач. Тогда радио слушала вся страна, и это принесло мне изрядную долю известности среди моих земляков-донбассовцев.

Позже, поступив на заочное отделение Литературного института, я познакомился с Евгением Сидоровым, Сергеем Есиным, Владимиром Крупиным и другими столичными писателями, а уж когда перебрался из Донбасса сначала в Тверскую область, потом к жене в Самару, а оттуда – в Москву и начал работать в Правлении Союза писателей России, писательский мир затопил мою жизнь, как весеннее половодье. Очень доверительные отношения сложились у меня с покойным ныне Петром Проскуриным, с которым я оказался в нескольких совместных поездках по стране, да и с рядом других писателей тоже. Хотя, в силу того, что я имею привычку высказывать своё мнение без оглядки на авторитеты и дружить не с теми, "с кем надо", мои отношения с коллегами по Союзу писателей и доныне складываются не так чтобы очень уж просто. Одни не могут простить мне газетной полемики с Владимиром Гусевым, другие – моих положительных отзывов о прозе Виктора Пелевина, третьи – приятельских отношений с Юрием Поляковым… Но если я начну жить в угоду каждому из тех, кто меня окружает, то что тогда, спрашивается, останется от меня самого?..

Моя первая книга стихов "Цепная реакция" вышла в Киевском издательстве "Молодь" в 1991 году, когда мне было уже 37 лет, я вообще вошёл в литературу достаточно поздно. ...А на данный момент мною написано порядка двух десятков романов и повестей реалистического, мистического, фантастического и даже постмодернистского характера, которые были опубликованы в основном лишь по редко доходящим до столицы журналам русской провинции, да и то в сокращении. Думаю, что некоторые из них заслуживают того, чтобы я их здесь хотя бы кратко представил. Это – роман "Нары для Президента", в котором рассказывается, как некий медицинский кооператив оживляет Иосифа Виссарионовича Сталина, над которым собираются провести суд истории, и как вскоре после этого жизнь в стране начинает неостановимо меняться, тюрьмы заполняются либералами, демократами, олигархами и, как это ни странно, коммунистами, а мой герой оказывается в одной камере с Г.Зюгановым, А.Прохановым, Э.Лимоновым, В.Путиным и другими известными персонажами российской жизни. Это также роман "Стивен Кинг на русской почве", в котором трое друзей затеяли издание полного иллюстрированного собрания сочинений короля романов ужасов, и как по мере выхода его книг городок начинает затапливать волна описанных им в этих книгах кошмаров. Роман "Урок кириллицы", в котором расшифровывается сакральная сущность русского алфавита. А также романы "Я не брошу бомбу на Париж", "Мой дедушка застрелил Берию", "Он где-то рядом", "Алиби нет даже у покойника" и многие другие, плюс книги критики "Боги и бесы русской литературы", "Прощание с менталитетом", "Двойное дно литературы", несколько томов литературных дневников, книга путевых очерков "От Тьмутаракани до Венеции", поэмы о Слободане Милошевиче и Уго Чавесе, сборники стихов и прочее. Хочется верить, что когда-то им, "как драгоценным винам, настанет свой черёд". Жаль только, что это иногда бывает слишком поздно…