Газета День Литературы # 134 (2007 10)

Тут появилась матушка Лариса, но я её тем более не признал, потому что видел однажды лишь мельком. Появилась на пороге комнаты – и исчезла... Худенькая, бодрая, темноглазая, в вязаной скуфейке, как и у батюшки, в очёчках, такая вот серьёзная учительница математики, которая если улыбнется, так будто подарком одарит, – ну ничем не напоминает "литературную попадью" в чепце и широких долгих юбках с оборками, пухлыми ласковыми ладонями и упругими щеками, ещё хранящими брусеничный румянец. Вот, кажется, сейчас отворишь дверь в поповский дом, и в гостиной, пропахшей ладаном, уставленной комодами и шкафами, с тёмными образами в киотах, лампадками и висячей керосиновой лампой, увидишь круглый стол под скатертью с кистями, шумно дышащий ведёрный самовар, молочник со сливками, блюдо с плюшками и баранками с маком, и толстого рыжего кота, спящего на пуфике под трельяжем, а из горенки переспелая поповна любопытно выглядывает – не жених ли... (Прочитав эти строки, сельский поп, конечно же, хмыкнет обескураженно и молвит попадье, дескать, вон куда писателя Личутина поволокло за язычок.)

"Батюшка, соловья баснями не кормят, – строжась, подсказала матушка Лариса. – Не томи на улице, приглашай гостей в дом."

"Ничего, потерпят... Дай поговорить. Я их дольше ждал, – сварливо сказал отец Виктор, не утерпел и сочно засмеялся. – На колокольню залез, топоришком-то стук-бряк, а сам вполглаза выглядываю. Ага, вижу, у Максатихи гости дорогие пылят. За шестьдесят километров вас увидал… Кричу матушке, щи заваривай... Думаю, чай, не проедут мимо. Хотел даже в колокола ударить. А они и не привернули."

"Щи-то ещё со вчерашнего дня ждут. Не мори людей", – сказала матушка и ушла.

"Хотели мимо деревни махнуть, да что-то мотор заглох, – подковырнул я. – Чуяли ведь, что щи вчерашние, а на чай воды нет..."

"Ох, Владимир, ну и язычок у тебя. Обижаешь ты меня... Впрочем, я и сам так люблю… Далеко бы не уехали, догнал бы... Я ведь в прежнем звании, русский воин. Мы ведь воины во Христе – священники-то… Моей рукой сам Христос правит... "Десница Твоя, Господи, прославися в крепости, десная Твоя рука, Господи, сокруши враги и множество славы Твоея стерл еси супостаты", – произнёс батюшка скороговоркой, не переставая меж тем пронизывать нас улыбчивым, но и оценивающим взглядом, словно бы раздумывал еще, приглашать-нет гостей на постой. – Ну, чего приуныли?.. Наверное, устали с дороги?"

"Да нет, батюшка, нисколько не приуныли и не устали, всё, слава Богу, хорошо, – смущённо улыбаясь, проронил Роман Мороз, досель молчавший. – И дорога хорошая, не заметили даже... Не пешком идти... И послушать вас так хорошо... Вот разве Владимир Владимирович..."

"И молодцы... Один священник допытывался у знаменитого старца Николая (Гурьянова), дескать, как вывести русский народ из уныния. И старец ответил: "Это вам почудилось по вашей сердечной слабости... Наш народ никогда и не впадал в уныние". Так и сказал..." Никогда не впадал в уныние. А нам наши враги внушают, что мы в тоске и в печали, чтобы мы в собственных слезах утонули от жалости к себе."

Батюшка, как бы выждав определённое время, потомив нас, повёл к себе. В сенцах поднялись по высокой лестнице, как-то неурядливо сшитой по тамошним привычкам селян, по пьянке можно легко обрушиться и голову испроломить. Одна дверь в жило, другая видимо, в хлев, откуда припахивало навозцем. В избе было сумрачно, стыло, и от этой нахолоделости показалось мне особенно неуютно, тесно, какая-то печать крестьянской непритворной бедности лежала на всём. Ни жаркого, тебе, света лампад, ни богатых киотов с изукрашенными образами, ни скатертей с кистями, ни навощёных полов, ни комодов с зеркалами и фарфоровыми ангелочками... ни перезревшей поповны. (Поповна давно замужем, слава Богу.) Печь, рукомойник, стол рукодельный с лавкой, в углу тябло с иконками. Пожалуй, и всё, что остановило взгляд. Вот такое же скудное крестьянское житьё было у моей соседки Зины (ныне покоенки) в деревне Часлово. Постоянно, бывало, приговаривала она: "Да хоть всё нажитое за жизнь барахло вытащи на улицу – никто не подберёт").