Газета День Литературы # 139 (2008 3)

"Новый реализм" — основной предмет беседы, может показаться чрезмерно заезженной пластинкой. Это уже определённое, выработанное до автоматизма умение отвечать на традиционные вопросы. Ритуал повторяется снова и снова и автору ничего не остаётся делать, как рядиться в одежды, которые на нём хотят видеть. В итоге "новый реализм" предстаёт аллегорической картиной выкидыша, произошедшего во время беседы. После чего уже ни он, ни автор стал уже совершенно не интересен. Перед уходом героя с потолка падает кусок старинной штукатурки, уже отжившей свой век…

Лично для Романа Валерьевича "новый реализм" начался с услышанной где-то случайно брошенной фразы: "Только какой-нибудь новый реализм способен спасти русскую литературу!" Чем же он является в заученной трактовке героя рассказа и в чём заключается этот сотериологический проект? Во-первых, это поколенческий признак свободных писателей, стоящих вне идеологических рамок, сформировавшихся в промежутке между распадом СССР и становлением новой российской государственности. Ну, а дальше некоторые стилистические черты, особенности художественного видения:

1. "в своих произведениях я обращаю внимание на то, что литература обычно обходит стороной. Разные житейские проблемы, неурядицы, нехватку денег, часто перманентную. И — нереализованность идей, мечтаний. Во-от… Наша жизнь вообще, если задуматься, состоит из череды мелких неприятностей";

2. "своего героя я стараюсь показать многогранно. У меня нет законченных злодеев или каких-то абсолютно положительных. У человека ведь в делах или в мыслях есть много всякого. И нелицеприятного… И я это не утаиваю";

3. "проза новых реалистов не мрачная, не чернушная, а предельно объективная. Мы показываем реальность во всём её многообразии";

4. "главное в новом реализме — достоверное описание действительности. Будет правда жизни, будет и художественная правда";

5. "основа у нового реализма документальная, но форма вполне художественная".

Комментарии здесь, я думаю, не нужны, формулировки и так достаточно прозрачны.

Рассказ завершается тем, что не раз и не два повторялось в произведениях Романа Сенчина: "Вспомнил: здесь, в двух шагах, напротив театра Маяковского, есть рюмочная. Недорогая и уютная. Посидеть, выпить, отойти от произошедшего… Передохнуть и — домой. Там тоже что-нибудь произойдёт".

В принципе это и есть квинтэссенция "нового реализма": "Там тоже что-нибудь произойдёт". В ней сосредоточена открытость жизни, вера ей. Но это не абсолютизация реальности, не слепое фатальное движение по порогам жизни, скорее поиск. Поиск возможности выхода из бесконечно повторяющегося круговорота, прорыв привычного причинно-следственного хода вещей, а значит преображение этой самой реальности.

"Новый реализм" — это не оформленное нечто, а формирующееся и берегов пока у него действительно нет.

"Хрупкость и неявность манеры письма молодых — отмечала Юлия Качалкина в своей заметке "Купание красного быка", посвящённой одному из липкинских Форумов молодых писателей ("Октябрь", № 5, 2004). — Зёрна есть, и они — тверды. Но до обретения Формы в её сакральном значении ещё далеко". Эта настороженность в оценках вообще типична. Однако, с другой стороны, становление новой литературной формации происходит, в отличие от предыдущих поколений, не самозамкнуто, не кланово, её токи охватывают весь литературный ландшафт. К слову, по мысли Романа Сенчина и некоторые представители старшего литературного поколения дрогнули перед решительной барабанной поступью колонн "новых реалистов": "многие писатели старшего поколения тоже стали писать более исповедально. Например, "Третье дыхание" Валерия Попова, несмотря на ряд недостатков, можно считать наглядным примером нового реализма".