Лев Толстой, рождённый, как Моисей, вести свой народ из рабства в землю обетованную, как царственный Будда, искать путь освобождения от страданий и жизни, достигая блаженной нирваны, и как Христос, странствовать по Иудее, взывая к любви и прощению! Лев Толстой, в котором жил и дикий гордый Хаджи-Мурат, смешной в своих человеческих притязаниях на Божью власть Наполеон, влюбчивая плясунья Наташа, воплотившая себя в материнстве! Божье Творенье отображалось в нём, а он жил в Ясной Поляне, становившейся для него не больше монашеской кельи или камня, на котором три года простоял Серафим Саровский. И как для отшельника камень или родник, к которому тот припадал, сходя с камня, для Толстого делалась Ясная Поляна невыносимо дорогим, привязывающим, приковывающим. С той разницей, что камень – всегда был готов к стопам отшельника, а рождённые дети, они то болели, то капризничали, то вообще выражали расхождение во взглядах, но они были родными, и с этим нельзя было ничего поделать. Тянули к себе посаженные деревья, сады. Стал привычен и необходим голос жены, её отклик на мысль, труд, книгу, её понимание! А она подчас не понимала, ну, не понимала! И в эту связавшую по рукам и ногам жизнь, устав дожидаться, чтобы поговорить, вдруг врывался Сократ и стоял над душой с чашей яда, и Христос скромно заглядывал, муча невозможным для человека всепрощением, и невзрачный, неодолимый в совестливости своей капитан Тушин, вдруг хватанув рюмку, махал рукой, мол, а ну его, давай к орудию, и по французу, по французу! Людская жизнь, всё земное бытие виделись мимолётными и маленькими перед тем вечным, единым, во что рано или поздно уходит человек, и готовить этот уход он обязан ещё здесь, на земле, искореняя зло и заботясь об общем благе. Келья Ясной Поляны сужалась, утягивала, требуя земных хлопот! Но самое страшное, не тогда, когда жена не понимала, и даже совершенно оказывалось неважным, понимает она или нет, – исчезал воздух, когда не было от неё ответа. Час нет, другой, нестерпимо, а к вечеру она вдруг шла с музыкантишком и взмахивала рюшечками на рукавах с такой страстью к жизни, будто и слыхом не слыхивала о Будде!
А уж, каково было ей, жене, матушке, во всём этом, ведь не только работы через край, ведь, чтобы ни случилось с героями произведений, со страной, с неразумным человечеством, во всём виновата она! Не доглядела!
Заточенье счастливой семьи! От несчастья, человек масштаба такой ответственности, как Лев Толстой, никуда бы не ушёл, а уйти он мог только от счастья, ссучивавшего душу до размеров счастливой привязи.
Перефразируя ещё раз мысль Толстого, можно сказать: каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, а все счастливые семьи – несчастливы одинаково.
Хотите стать великим или, по крайней мере, добиться много в жизни, поставьте себя в безвыходное положение – создайте счастливую семью. Для этого, правда, нужно обрести такую жену, как Софья Андреевна, или Анна Григорьевна – жена Достоевского, которая стенографировала за ним, расшифровывала и также по нескольку раз переписывала с черновиков горы рукописей мужа и торопилась рожать детей.
О значении женщины в жизни мужчины можно судить по двум бракам Федора Михайловича. Первая его жена Мария Дмитриевна, уже имевшая ребёнка от предыдущего брака, с трепетом, как к редкой личности, относилась к местному учителю гимназии. А Достоевский был для неё фигурой обычной, незначительной, и она крутила из него верёвки. "В таких условиях Гоголь бы ничего не написал!" – восклицал он в сердцах. "Но ты же не Гоголь!" – раздавался смех в ответ. Именно при жизни с ней будущего классика, прошедшего эшафот, каторгу, солдатчину, разбила эпилепсия. Работа не шла, правда, зато потом эта женщина стала прообразом ярких героинь его произведений. Вторая жена Анна Григорьевна верила в писателя больше, чем в Гоголя или в кого бы то ни было, почитала как человека, и при жизни с ней, в основном, Достоевский и создал свои гениальные романы.
Если бы Толстой прожил в семье не полвека, а как Достоевский – четырнадцать лет, то опочил бы в таком же ощущении семейной идиллии.
Всё сказано. "Добродетельная жена – венец для мужа своего; а позорная – как гниль в костях его", – гласят Притчи Соломона. "Жёны, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, – взывает Апостол Павел. И продолжает: – Мужья, любите своих жён, как и Христос возлюбил церковь и предал себя за неё". И уж куда как проще: "Не прелюбодействуй". Меняется экология, будто в природе происходит замедленная реакция ядерного распада. Исчезают виды животных, мутирует человек, не желая в этом давать себе отчёта. Да, вечный Адам, и ты, вечная Ева, вы навсегда вписываете в будущее вашу печать ДНК со всеми её потерями, случившимися при вашей жизни.
Не растекайся жижею и топью, устремляйся руслом в море, океан.