Газета День Литературы # 155 (2009 7)

Но он никогда не забывал о русской культуре, был традиционалистом. При всей своей всемирности считал себя национальным русским поэтом: "Не в тёмном хлеву на соломе, Не где-нибудь на чердаке, – Как в отчем наследственном доме, Я в русском живу языке…" Если бы вторая эмиграция дала только Ивана Елагина, она уже этим бы себя оправдала.

Не была моя жизнь неудачей,

Хоть не шёл я по красным коврам,

А шагал, как шарманщик бродячий,

По чужим незнакомым дворам.

Полетать мне по свету осколком,

Нагуляться мне по миру всласть

Перед тем, как на русскую полку

Мне когда-нибудь звёздно упасть…

30. Дмитрий КЛЕНОВСКИЙ. Последний русский акмеист. Последний царскосельский поэт, по уши влюблённый в Гумилёва. И никогда не простивший его палачам. Как поэт начал печататься ещё в России, первая книга стихов "Палитра" вышла в 1917 году. Но по-настоящему его талант расцвёл в эмиграции, в Германии, куда он переезжает из России в 1942 году. Широко печатается в эмиграции, и наравне с Елагиным становится лидером литературной второй волны из "Архипелага Ди-Пи". С Россией старается в своей поэзии не порывать: "Я служу тебе высоким словом, На чужбине я служу тебе…" Продолжил классическую линию русской поэзии.

На рубеже последних дней

Мне больше ничего не надо,

Вокруг меня уже прохлада

Прозрачной осени моей.

Пусть стали медленней движенья

И голос изменяет мне,

Но сердца в полной тишине

Красноречивее биенья.

Ложится сумрак голубой

На тяжелеющие веки,

И так прекрасно быть навеки

Наедине с самим собой.

31. Ярослав СМЕЛЯКОВ. Его поэзию любили даже те, кто не знал такого слова "поэзия". "Если я заболею, к врачам обращаться не стану…", или "Хорошая девочка Лида на улице Южной живёт…" Просто, понятно и так близко всем. Остаётся загадкой, отчего у такого простого, любимого народом поэта такая сложная судьба. Один лагерь, второй лагерь, и так четыре срока… Впрочем, и лагеря не изменили его наивную и простую душу. Он даже не писал про них, не теребил свою душу. Он не продолжил наш Серебряный век, но и не отверг его. Он был лишен трагизма и полон любви. По сути своей, он был рождён для счастья, вот оно и пришло к нему в поэзию, а значит, и в жизнь. А что лагеря?..

Если я заболею.

К врачам обращаться не стану,

Обращаюсь к друзьям

(Не сочтите, что это в бреду):

Постелите мне степь,

Занавесьте мне окна туманом,

В изголовье поставьте

Ночную звезду…

32. Арсений ТАРКОВСКИЙ. Первые стихи поэт опубликовал ещё в 1926 году, но потом на несколько десятилетий ушёл в восточные переводы, где добился и признания и успехов. Но все эти государственные премии и награды закончились, когда прочитали горькое признание поэта: "Для чего я лучшие годы Продал за чужие слова? Ах, восточные переводы, Как болит от вас голова". Поэт воевал, был тяжело ранен, писал проникновенные стихи: "Русь моя, Россия, дом, земля и матерь…" Его стихотворение о русской земле в чём-то сопоставимо со стихотворением "Народ" Иосифа Бродского. Вадим Кожинов относил его к "неоклассикам", продолжающим классическую традицию русской поэзии. Анна Ахматова писала: "Этот новый голос в русской поэзии будет звучать долго…" Вот он и звучит, чисто и возвышенно.

За то, что на свете я жил неумело,

За то, что не кривдой служил я тебе,

За то, что имел небессмертное тело,

Я дивной твоей сопричастен судьбе.

К тебе, истомившись, потянутся руки

С такой наболевшей любовью обнять,

Я снова пойду за Великие Луки,

Чтоб снова мне крестные муки принять.

И грязь на дорогах твоих не сладима,

И тощая глина твоя солона.

Слезами солдатскими будешь хранима

И вдовьей смертельною скорбью сильна.