Эта часть стены у самых крепостных ворот давно развалилась на куски, так что Тяньгоу отыскал себе в зарослях подходящую каменную плиту и, усевшись на неё, стал наблюдать за происходящим внизу. Тридцать шесть лет тому назад один из местных жителей скрылся из селения, укрываясь от воинской повинности. В двенадцатый день девятого месяца по лунному календарю, когда как и в эту ночь должно было свершиться лунное затмение, все соломенные вдовы селения отправились молиться к реке. Уже подойдя к самой воде, беременная жена этого беглеца вдруг почувствовала острую боль в животе и прямо там на речной отмели разродилась младенцем. Младенцем этим и был наш Тяньгоу, иначе Небесный Пёс. Много лунных затмений случилось после смерти отца и матери, и каждый раз, наблюдая за этим странным ритуалом, он только посмеивался про себя. Но в эту ночь, когда жёны ремесленников вновь отправились к реке с молитвами о счастье и благоденствии своих мужей, Тяньгоу – сам ученик колодезных дел мастера – вдруг ощутил, как его сердце наполнилось глубокой печалью.
Он безотрывно уставился на луну.
Луна всё ещё была полной и идеально круглой. Её свет походил на яшмовое блюдо, око ночи, чувственное лицо женщины. И в сознании Тяньгоу вдруг возник потаённый образ его бодисатвы.
В этот момент с речного берега донеслись звуки песни. Звуки были приглушёнными, так что было нелегко расслышать каждое отдельное слово, однако сама мелодия была чарующей. Тяньгоу показалось, будто эта песня спускалась с самого неба и, легко касаясь, словно лаская, растекалась по нежному телу реки. Его изначальная ирония сменилась острым ощущением возвышенной и торжественой атмосферы храма. Луна начала мало-помалу поглощаться наступавшей темнотой, а с ней стал меркнуть и весь свет, разлившийся между небом и землёй, пока наконец весь мир не погрузился в глубокий непроницаемый мрак, из которого доносились лишь звуки древней песни о лунном затмении да шум медленно текущей мимо реки.
Тяньгоу тихо сидел на своей плите, затаив дыхание, и даже цикады в его клетке не издавали больше не единого звука.
В дверном проёме у самого начала каменных ступеней появился одинокий силуэт. Эта женщина по-видимому не успела спуститься к реке до того, как лунный свет померк на небе, и теперь не могла различить дороги в кромешной тьме. Пока Тяньгоу безуспешно пытался, разглядеть её лицо, она тихо тихо запела:
Голос были таким нежным, что Тяньгоу показалось будто тот пронизал всё его тело, подобно разряду электрического тока. А когда она второй раз пропела "без тебя угожу я в воронье гнездо", ночная тьма расступилась, и на небе забрезжил яркий уголок лунного света. Женщина мягко рассмеялась, и Тяньгоу наконец разглядел женщину.
"Хозяйка!" – позвал он её, не в силах унять дрожь в голосе. В удивлении женщина взглянула вверх на Тяньгоу и спросила: "А ты что здесь делаешь, Тяньгоу?"
"Я пришёл посмотреть, как хозяйка поклоняется луне". Тяньгоу тоже выучился любезностям, но, сказав эти слова, он вдруг смешался и добавил: "Ты поёшь так красиво..." Женщина рассердилась: "Тяньгоу, перестань говорить глупости!"
Заметив, что хозяйка нахмурилась и уже было направилась к реке, Тяньгоу спросил: "Хозяйка, луна же уже на небе, чего ты теперь туда собралась?" Женщина в нерешительности остановилась.
Доносившееся с реки пение становилось всё громче. Стоявшая у каменных ступеней женщина вновь подхватила слова песни, и в этот момент она показалась Тяньгоу ещё прекраснее прежнего. Встретив этой ночью хозяйку, Тяньгоу больше не мог сдерживать своих чувств и подумал, что теперь, когда мастер вырыл столько колодцев в округе, всем этим женщинам больше не было нужды с песнями и молитвами тащиться аж до самой реки. Вместо этого они вполне могли бы любоваться лунным отражением в собст- венных колодцах. Подумал, и тут же прибавил свой куплет к песне: