Газета День Литературы # 157 (2009 9)

Мне было довольно того, что твой

Плащ висел на гвозде.

Когда же, наш мимолетный гость,

Ты умчался, новой судьбы ища,

Мне было довольно того, что гвоздь

Остался после плаща.

Теченье дней, шелестенье лет,

Туман, ветер и дождь.

А в доме событье – страшнее нет:

Из стенки вынули гвоздь…

31. Владимир СОКОЛОВ. Это на самом деле упущение первого списка. О нём мне напомнили многие. К примеру Старик Ферапонтич: "Здесь называли многих поэтов. Но вот парадокс: никто даже не вспомнил Владимира Соколова! Увы, sic transit gloria mundi…" Пожалуй, он один из самых лучших в "тихой лирике". Вадим Кожинов вспоминал: "Я не могу забыть, как в октябре 1993 года Володя позвонил мне и потрясённо начал говорить: "Вадим, что происходит? Люди, которых я считал поэтами, призывают к расстрелу. Что это за безумие?" Я не смог ничего ответить, я сам был поражён списком этих "расстрельщиков". Это, мне кажется, высвечивает глубокую суть и наших отношений, и его самого. И, конечно, нельзя представить, чтобы он что-нибудь подобное подписал…" Одним из первых в лирической поэзии Владимир Соколов открыл тему малой родины. "Хотел бы я долгие годы На родине милой пожить. Любить её светлые воды И тёмные воды любить".

Я устал от двадцатого века,

От его окровавленных рек.

И не надо мне прав человека,

Я давно уже не человек.

Я давно уже ангел, наверно.

Потому что, печалью томим,

Не прошу, чтоб меня легковерно

От земли, что так выглядит скверно,

Шестикрылый унёс серафим.

32. Валентин СОРОКИН. Как считает Александр Байгушев – "культовый поэт русских клубов". Поэт – безусловно яркий и страстный. "Беречь Россию не устану", – говорит нам автор, великий заступник русской земли, поэт Валентин Сорокин. Герои его поэзии – русские богатыри всех времён, ковали мощь и славу богатырской державы с давних времён и до наших дней. Среди них – Евпатий Коловрат, Дмитрий Донской, Георгий Жуков, Игорь Курчатов… Корневой русский мистический поэт. Открывающий читателям сакральные тайны русской земли.

Зелены холмы и перелески,

Только глянешь – и душа поёт.

И опять, торжественное, в блеске,

Солнце златокрылое встаёт.

От жары берёзы приустали,

Но трава от жажды не сгорит:

Дождь прошёл и свежими устами

Родина со мною говорит.

33. Владимир МОРОЗОВ. Пожалуй, из всех моих карельских земляков второй половины ХХ века – самый талантливый. Предтеча шестидесятников и исповедальной поэзии, первая звезда Литературного института времён Евтушенко и Рождественского. "Учились в одном институте. Жили в одной комнате: Вместе выступали. Вместе приезжали в Петрозаводск к родителям. Когда читал Морозов, толпа была самой большой. Я уверен, что стихам Владимира Морозова уготована долгая жизнь", – вспоминал о нём поэт Роберт Рождественский. Ушёл из жизни рано, в 27 лет. Судьба Владимира Морозова чем-то близка судьбе Николая Рубцова, чем-то – судьбе ещё одного шестидесятника, такого же одинокого и неудержимого романтика, оставшегося верным первым идеалам шестидесятников и ушедшего в мир иной вслед за этими идеалами, Геннадия Шпаликова.

Они утешают:

– Чего ты ревёшь?

Подумаешь – бросил!

Бывает и хуже…

Они утешают:

Другого найдёшь,

Ведь ты молода

И красива к тому же, –

Они утешают опять и опять

То ласковым словом,

То строгим и резким,

Как будто бы не с кем покинутой спать,

А ей просыпаться, покинутой, не с кем.

34. Роберт РОЖДЕСТВЕНСКИЙ. Об этом моём карельском земляке, жившем в соседнем от меня доме, напомнили сразу несколько человек. Прежде всего Юрген, который считает: "Практически согласен со всем "списком Шиндлера", но Роберт Рождественский, мне кажется, посильнее будет своих коллег Евгения и Андрея, но его в списке нет…" Честно говоря, я так не думаю. К тому же помню, что он подписал письмо 42-х "Раздавите гадину", призывающее к репрессиям с инакомыслящими в октябре 1993 года. Но пойду навстречу читателям.

Уходят, уходят могикане.

Дверей не тронув.

Половицами не скрипнув.

Без проклятий уходят.