Фатин взял управление самолётом – решил показать, как грамотно должны выполняться пилотажные фигуры. После каждой из них спрашивал: "Понятно, как надо?" Я, как прилежный ученик, слушал инспектора, но тот ученический пилотаж, на который он настраивал, откровенно говоря, давно прошёл, и я всё делал по-своему.
Что подвигло тогда давно не щенячьего возраста пилота на явное отклонение от расписанного, как по нотам, задания, не знаю, но в какой-то момент, похоже, смирившись с моей работой в зоне, он вдруг спокойно, как-то по-домашнему просто сказал: "Дай-ка ручку управления. Покажу тебе кое-что…" И это "кое-что" было уже из другой оперы – высшего пилотажа, который молодым лётчикам выполнять ещё не полагалось. А показал мне инспектор Фатин фигуру под названием "двойной боевой разворот".
Всякие там "петли", "полупетли", "ранверсманы" хорошо выполнять под вальсы Иоганна Штрауса. А "боевой разворот" – это незаменимая фигура для воздушного боя. Вздыбил самолёт через левое плечо – и через несколько секунд ты уже на высоте, ушёл от атаки противника – сам готов дать ему под хвост! Ну, а "двойной боевой разворот" – маневр похитрей. Начинаешь его, как обычный. На 90 градусов в наборе-то высоты только развернул машину и тут же энергично, в сторону того разворота, – хрясь "полубочку"! – и крути аппарат, который тяжелее воздуха, так же с набором высоты, но уже в другую сторону.
Фатин вторую часть маневра выполнил осторожно – с малым набором высоты. Двигатель-то на "спарке" не как на боевом самолёте – слабоват. Так что опять озабоченность – не свалиться бы в штопор. Словом, "двойной боевой" в исполнении инспектора особого впечатления на меня не произвёл и, едва он закончил его, я тут же не слишком застенчиво спросил: "Разрешите, повторю?.." Фатин, похоже, не ожидал такого поворота инспекторской проверки и сразу ничего не ответил. А мне ну просто не терпелось показать кое-какие элементы "истребительского пилотажа", отработанные в порядке самообразования, проще говоря, контрабандой.
Тайную эту программу мы разработали в холостяцком общежитии с лейтенантом Фомиченко, руководствуясь при этом, на наш взгляд, здравой мыслью: если завтра придётся сойтись в бою с наглыми янки, они же не будут спрашивать, как у нас с планом подготовки молодых лётчиков. И тот "двойной боевой разворот" я уже проверял в воздушном бою, правда, пока учебном.
Давно было замечено: люди равнодушные, бездарные или просто ленивые, чтобы держаться на плаву, а то и оказаться в передовиках, – как нынче трындят агитки "Я – лучший!" – забалтывают своё окружение. Скажем, известный Горбачёв, получив диплом юриста, и месяца не работал по специальности, которой государство обучало его несколько лет. Вычислял паренёк: на хрена портки протирать за 900 рэ в какой-то юридической консультации. И пошёл в райком комсомола – просто говорить. Нести любую чушь, но чтоб выглядело это убеждённо, с искренним таким, душевным порывом. "Слава КПСС!" – говорил Миша Горбачёв, глядя в толпу людей, уставших от работ в поле, шахте, в штормящих морских походах. Так и говорил – до сияющих для себя любимого кремлёвских высот. Иль вот газовщик Черномырдин. Та-акую государственную физиономию скорчит – куда там до неё Петру Столыпину! Прямо весь в думе и заботах о судьбе народов…
Вот и у нас в полку: у кого не клеились дела в небе – пёрли в партийные активисты. Такой мужик и на собраниях не спит – имеет слово, и на митинге в поддержку цен на колбасу для населения выступит. Дело прошлое, поэтому назову фамилию одного такого активиста. Пашка Умрихин – секретарь нашей партийной организации. На эту должность выбирали, конечно, и ребят достойных. А Пашка был лётчик слабый, зато ретивый во всяких там партийных да общественных делах. Когда по плану нашей профессиональной подготовки я подошёл к воздушным боям, мне предстояло сойтись с партийным-то активистом в небе. Паша, как более старший по должности и по возрасту пилот, должен был лететь на боевом самолёте, а я на "спарочке" с командиром звена Саней Кокиным.